Забег на невидимые дистанции

КОРОТКО СТРИЖЕННЫЙ И ГЛАДКО выбритый мужчина тридцати девяти лет вплотную приблизился к двери с табличкой на уровне плеч. На матовой поверхности было выгравировано: «ДАРИУС МЭДСДЕН. Заведующий отделением», и совсем мелко, под черточкой, – «психиатрическая лечебница Вудбери».

Мужчина рассеянно пробежался глазами по табличке и переложил аккуратный черный зонт в другую руку, чтобы извлечь связку металлических погремушек из внутреннего кармана длинного строгого пальто. Необходимый ключ он за секунду обнаружил наощупь, но прежде, чем вставить его в латунно поблескивающую скважину, осмотрелся по обеим сторонам коридора, как делал это вот уже на протяжении одиннадцати лет.

В зловещей тишине проворачивая ключ, мужчина прыснул смехом, забавляясь над глупой привычкой. Он и сам не знал, почему каждый раз озирается, словно заходит не к себе в кабинет, а тайком прокрадывается в логово заведующего отделением буйных больных, как в шпионских фильмах, чтобы выведать животрепещущие тайны. Ага, например, найти в сейфе (откуда у простого заведующего сейф, вы подумали?) секретные документы о психическом состоянии бывшего пациента, подозреваемого в преступлении, или же просто заклятого врага главного героя, чью репутацию крайне необходимо подпортить.

Боже мой, эти противные врачи в блокбастерах, все как один, никогда не идут навстречу следствию, – с улыбкой входя в кабинет, развивал тему мужчина. Даже если речь о судьбе человечества, что частое дело, или вопрос жизни и смерти, эти пустоголовые докторишки вроде меня отказываются помочь в разоблачении злодея, пока еще не поздно. Все твердят о какой‑то врачебной тайне и предлагают вернуться с ордером. Вот и приходится без согласия забираться в их кабинеты, где на каждой полочке лежит по государственной тайне, которой они не хотят делиться…

Размышляя таким образом, мужчина в конце концов сдержанно засмеялся, но тут же прекратил. Смеяться в одиночестве в своем кабинете, вешая пальто на крючок, было как‑то несолидно, что ли. Того и гляди, можно поменяться местами с пациентами, не отходя от кассы. Возможность в пределах вытянутой руки. Эта перспектива не менее развеселила его, чем дурацкий сценарий в голове, который невозможно остановить. Но пришлось подавить новый приступ веселья, а то было уже как‑то неловко перед самим собой. Молчаливое помещение обязывало его вновь сделаться тем, кем он является в рабочие часы – серьезным специалистом.

На улице тихо барабанил дождь, успевший подмочить ему брюки по пути от парковки до входной лестницы. Он шел вполсилы, зато крупными каплями, размером, наверное, с фасолину. Дариус раскрыл зонт и поставил сушиться в дальний угол. В кабинете было прохладно и сумрачно, но по‑прежнему уютно, как в обжитой комнате.

Мужчина включил освещение и прошел к панорамному окну высотой в полтора его роста и шириной во всю стену. Стекла самую малость запотели, и внизу, где они неплотно сходились с сегментами паркета, он увидел заботливо втиснутые вафельные полотенца. Грубая зернистая ткань уже намокла и от скапливающегося конденсата, струйками сбегающего вниз, и от дождя снаружи, всегда проникающего в узкие щели.

«Марта», – с полуулыбкой подумал он.

Единственным минусом красивых панорамных окон была особенность их технического устройства в этом кабинете и как следствие неизбежные лужицы на полу в дождливые дни. Запенивать щели Дариус не хотел из эстетических соображений. К счастью, его правая рука и старшая медсестра за годы службы выучила, что начальник не переносит сырость (от этого у него портится настроение, если быть честным), и делала многое, чтобы мистер Мэдсден работал в комфорте, в том числе то, что не входило в ее должностные обязанности.

Остальные стены кабинета занимали деревянные стеллажи, до упора заставленные книгами научного содержания, большая часть из них была написана и издана в прошлом столетии. Еще несколько стопок нестройными башнями поселились на рабочем столе. Почти все труды, связанные с психологией и психиатрией, Дариус постепенно перевез сюда, оставив дома библиотеку художественных произведений, как будто вычистил ее таким образом. Мэдсден был из тех, кто обещает себе заниматься профессиональной деятельностью только на работе, а дома полностью отключаться от процесса. Как и все, дающие себе подобные обещания, он мало преуспевал в их исполнении.

Массивный ясеневый стол служил центром притяжения в пространстве кабинета, что вполне согласовывалось с законами физики, учитывая его размеры. Дариус обожал этот предмет мебели, тяжелый и монолитный, словно бы выпиленный единой деталью из исполинского бруска древесины, считал его личным источником энергии, необходимой для работы, и старался держать в чистоте и порядке (не без помощи Марты, конечно). На полу между столом и креслом лежал теплый коврик, больше напоминающий маленький плед с медово‑зеленым ворсом. Иногда Дариус разувался прямо на рабочем месте и опускал на мягкую поверхность свои отекшие больные ноги, как в живую траву.

Несколько лет назад Марта притащила в кабинет несколько огромных горшков с душистой черной землей, из которой торчали крошечные бледные ростки. Женщина расставила их по помещению в только ей понятном порядке и бескомпромиссно заявила, что тот, кто посмеет сдвинуть их с места, будет иметь дело с ней, и добром это не кончится. Потом оказалось, такие горшки появились не только в его кабинете, а во всем крыле, и ультиматум касался каждого из них. Марта планировала лично ухаживать за побегами, чтобы оживить «царство мертвой древесины» (так она и сказала, имея в виду пол, мебель и в особенности книги в кабинете босса).

Тронутый заботой, Дариус не стал сопротивляться. Вскоре ему самому понравилось в свободные минуты поливать ростки и наблюдать за их развитием. А теперь растения, название которых он все время забывал, раскинули пышные ветви свежими зелеными подушками, равномерно разместившись по кабинету. С их появлением дышать и работать действительно стало приятнее. Молчаливые и обманчиво безразличные друзья стали частью интерьера, генерируя кислород в малых дозах. Наблюдая за ними, Дариус часто задумывался о том, что во многих вопросах женщины гораздо мудрее мужчин, и притом в разы скромнее, поэтому мужчинам следует прислушиваться к ним, не требуя никаких объяснений, а просто доверившись их беспроигрышному чутью.

С Мартой ему повезло не только в этом, но и по многим другим факторам. Она была первым человеком, кого он лично принял в штат, вступив в эту должность, и с тех пор они держались негласным и дружным тандемом. Вот, например, когда он приезжал на работу и заходил в свой кабинет, она никогда не беспокоила его сразу, а выжидала от двадцати минут до получаса. Какое бы срочное ни было у нее дело (а в психиатрической лечебнице каждое второе дело – срочное), она давала руководителю время переодеться, настроиться на рабочий лад, выпить кофе, в конце концов, потому что дела – они никуда не денутся, а выполнять их в раздраженном состоянии хуже, чем с ясным умом.

Закрывая дверь изнутри, Дариус знал, что у него есть время «акклиматизироваться», ибо в ближайшее время его не побеспокоят, даже если очень в этом нуждаются (да и вообще, иногда его подчиненные демонстрировали убедительную самостоятельность: на них можно было положиться). Эта традиция здорово сберегла ему нервную систему, благодаря ей он все еще любил свою работу и с удовольствием собирался на нее по утрам.

Сегодня Марта вошла без стука через тридцать одну минуту после прибытия заведующего. А точнее, вбежала, распахнув дверь. По выражению ее лица, сбившейся прическе под чепчиком и отсутствующей обуви на одной ноге (весь персонал в здании обувался в мягкие лоферы) сразу стало ясно, что самоконтроль она потеряла не без причины. За долю секунды мужчина прочел в ее взгляде, что, а точнее, кто был этой причиной.

– Дадс! Нужна твоя помощь.

– Опять Сэм?

– Буянит, как никогда. Я уже не знаю…

– Идем скорее.