Забег на невидимые дистанции

Со временем на тщетные попытки объединить троицу в дружный коллектив закрыли глаза, но Отто не смог простить сестре ее поведение. Постоянные нападки в сторону Нины, отличного, веселого друга, с которым он переживал столько позитивного опыта, отдаляли его от Ханны год за годом. А с Ниной, напротив, вели к полному взаимопониманию.

Подруга и сестра Отто, казалось, являли собой полярные противоположности, хотя были девочками одного возраста, из одного города, социального слоя и чем‑то похожих семей, постоянно контактирующих друг с другом. Обычно при таком наборе общих факторов детям логичнее сдружиться. Но если копнуть немного глубже, эти две особы отличались куда сильнее, чем сходились. И ту, и другую Отто знал хорошо (лучше, чем родители). Их интересы, взгляды, темпераменты, отношение к неудачам, привычки, мимика – ни в чем не совпадали.

Нина чаще всего казалась мальчиком в теле девочки, до того была понятная, простая, в доску своя. А Ханна – взрослой истеричкой в теле девочки (она во многом подражала матери, и с большим искусством). Поэтому общаться с Ниной, как и молчать, было непринужденно, а с Ханной невозможно находиться в одной комнате, даже если от тебя ничего не требуется. Одно ее присутствие создавало невидимое напряжение, от которого становилось не по себе и хотелось сбежать.

Характеры Отто и Нины тоже не были идентичными. Но это никогда не мешало их взаимному притяжению. Их обоих влек зов приключений, которому они следовали плечом к плечу. Главным достоинством Нины в этом вопросе стало то, что она не добивалась дружбы с Отто. В отличие от Ханны, она ничего для этого специально не делала. Не заявляла на него права, не командовала им, то отталкивая, то приближая, не меняла свои интересы, притворяясь, чтобы ему понравиться, не старалась проводить с ним больше времени. Никаких искусственных усилителей. Ей достаточно было просто быть собой, чтобы это случилось. Собой, а не кем‑то еще.

Отто рядом с нею тоже мог быть истинной версией себя. Без опаски, что его не примут, не поймут. В этом, как он чувствовал, и кроется счастье человека – отыскать того, рядом с кем не боишься быть настоящим.

Мальчик коротко взглянул на подругу. Она заметила и движением бровей спросила, что случилось. Используя мышцы лица, Отто без слов ответил, что ничего, и снова стал гипнотизировать пламя. Он вспомнил о том, что учудила сегодня его сестра. Пнуть рюкзак Нины… раньше она не заходила так далеко. Может, у нее что‑то случилось? Может, она в отчаянии и пытается сказать об этом единственным привычным ей способом, перегибая палку? Привлекает внимание агрессией, когда на самом деле слаба.

Отто не мог представить, как заговорит с ней об этом. Да и не хотелось обсуждать дома сегодняшний случай. Общение с Ханной гарантировало только одну вещь – испорченное настроение. Ничего он не будет с ней обсуждать. И в душу лезть не станет, словно какой‑нибудь психолог, это исключено. А если она сама попробует с ним заговорить про сегодняшнее, получит бойкот. Заслуженный.

Наверняка она уже донесла матери, что братца выгнали из класса за нарушение дисциплины. Даже странно, что мама еще не позвонила ему, чтобы наорать и загнать домой. Но первое, что он услышит дома, будет начинаться так: «Опять из‑за твоей Нины…» Вместо многоточия в этом универсальном зачине может стоять любое продолжение в зависимости от контекста. Из уст мамы, всегда с одинаковой интонацией, эта фраза часто звучала в их доме. Ханна обычно воспринимала ее как поощрение, не упуская возможности подлить масла в огонь. Как будто добивалась, чтобы им запретили общаться.

Последний месяц перед каникулами Отто провел в отрыве от сестры, но и в отрыве от друга. Это вызывало противоречивые эмоции. Строго говоря, ровно четыре недели он находился в полностью мужской компании в лагере бойскаутов, в величественных лесах под Спрингфилдом неподалеку от озера Клир. Родители предложили, не настаивая, и он согласился. Учитывая, что Нины все равно не было в Мидлбери почти весь август, он ничего не терял. Напротив, приобретал – полезный опыт и возможность пожить без Ханны.

Отец остался доволен тем, чему Отто научился в лагере. Это сблизило их, потому что он сам был бойскаутом. И теперь по вечерам они обсуждали и сравнивали свои воспоминания разной свежести. Отто выражал желание в следующем году поехать еще раз, несмотря на все сложности пребывания вне цивилизации. Отец называл лагерь легкой версией армии и решением сына тихо гордился.

Мальчик действительно многому научился. От базовых навыков выживания и ориентирования на местности до осознания важности коммуникации и дисциплины в коллективе, отрезанном от внешнего мира. Тяжело только первую неделю – больше эмоционально, чем физически, хотя и физически тоже. А потом втягиваешься, выбора нет.

Отто приветливо улыбался воспоминаниям о лагере. Самыми приятными из них были встреча с настоящим оленем в чаще леса, правильно завязанный узел, за который его отличили среди других, картошка, печеная в костре, невероятно вкусная, несмотря на золу, а также распевание бойскаутских песен в автобусе по дороге домой. Но даже эти кусочки памяти тускнели под наплывом новых событий и ощущений.

Возвратившись к семье, Отто пару дней прислушивался к себе в поисках ответа на вопрос, насколько он изменился. Мама говорила, что похудел и стал более серьезным, отец загадочно улыбался, сохраняя молчание, а сестра игнорировала факт его возвращения. Но, увидев Нину в школьном коридоре в первый учебный день, Отто сразу же понял, что остался собой. Отношение к этой девочке и дружбе с нею изменений не претерпело. Наверное, этого он боялся больше всего (после месяца, проведенного исключительно среди парней): вернуться домой и понять, что твоя подруга не такая уж классная.

Сильно толкнув Нину в плечо вместо приветствия, он криво улыбнулся и подумал, что в лагере бойскаутов ее очень не хватало для полной картины. Почему‑то он только сейчас понял, что она была бы там как рыба в воде и всех обошла по скорости бега, скалолазанию, прыжкам, вязанию узлов. Вообще во всем, включая поиск неприятностей в диком лесу (особенно в этом). Нина ударила его в грудь – не менее сильно – в качестве ответного приветствия. Потом они крепко обнялись, вспоминая запах друг друга, и пошли в класс, где весь урок тихонько обсуждали, как провели время, пока были не вместе.

Оказывается, Нина тоже кое‑чему научилась. По традиции она гостила у своего русского деда по материнской линии, который жил в Бостоне, а это еще ближе к Восточному побережью, чем Спрингфилд, и примерно на одной широте. В Бостоне было несколько русских общин, в одной из которых и осел пожилой родственник – в одиночестве после кончины супруги. Нину отвозили к нему, начиная с десяти лет, и каждый раз она возвращалась нехотя, обогащенная невероятным межкультурным опытом.

Стоит ли говорить, что дедушка с труднопроизносимым именем Константин во внучке души не чаял? По природе общительный и мягкий, он мог проводить с нею время с утра до вечера, удовлетворяя любой каприз. Было ему, кажется, лет под семьдесят. Он обожал август, потому что с внучкой ему повезло. В сферу ее интересов как раз входили гараж и мастерская, а также знание его родного языка.

Месяц пролетал незаметно, оставляя воспоминаний и пищи для размышлений на весь грядущий год. После историй о пребывании у деда «Костьи» Отто тоже испытывал жгучее желание погостить в Бостоне. Вот уже третий год желание усиливалось.

У Нины ушло несколько дней, чтобы полноценно пересказать Отто, чем они с дедушкой занимались в этот визит. То и дело она вспоминала всякие мелочи, если что‑нибудь в нынешней обстановке с ними ассоциировалось. Отто по‑доброму завидовал Нине. Своего деда он видел только на фото, он умер до того, как близнецы появились на свет.