Заложница кармы и мистический Овал
Занятая своими воспоминаниями, Маргарита не заметила, что Овал приблизился вплотную к ее окну. И то, что она там увидела, повергло женщину в шок.
– Нет, только не это… Пощади! – отшатнувшись от неумолимого небесного объектива, в ужасе простонала она. – А может, я сплю? Конечно, сплю и вижу страшный сон, похожий на явь. Наверно, моя душа вышла из моего астрального тела и полетела гулять по моему прошлому, забыв вернуться назад. Но когда человеческая душа не возвращается в свое тело больше положенного срока, человек умирает и видит себя как бы со стороны. Значит, я умерла?!
Но в это время во дворе залаяла собака, и Маргарита поняла, что это не сон, и для большей убедительности с силой дернула себя за ухо.
– Ой! – вскрикнула она и от боли нечаянно прикусила себе язык.
Послышался бой часов. Молодая женщина прислушалась. Всего один удар. Значит, сейчас только час ночи. Боже мой! В течение такого короткого времени она прошла путь длиною в десятилетия…
– Папа! Мой папочка приехал! – кричала Рита, увидев в окно, как отец, нагруженный подарками, входит через калитку.
Она была так счастлива, что не обратила внимания на то, как неприветливо встретила его мама. Повиснув у отца на шее, девочка посмотрела отцу в глаза. В них она увидела только грусть.
«А куда подевались его веселые искорки‑смешинки?» – встревожилась Рита.
– Дотя! Посмотри, что я тебе привез.
…Между тем Овал начал увеличиваться в диаметре, и Маргарита увидела себя спящей. На худеньком личике ребенка блуждала счастливая улыбка. Вдруг девочка вздрогнула и села.
«Что это с ней? Чего она испугалась? Ох, кажется, я вспомнила…»
И Маргарита впилась глазами в происходящее внутри Овала, попутно сопоставляя с тем, что было на самом деле. Ее разбудил чей‑то плач. А услужливая память и память подружившегося с ней Овала начали синхронно работать в одном режиме. Она воочию видела и слышала свое прошлое, а ее память это подтверждала.
…Затаив дыхание, девочка чутко прислушивалась к таинственным шорохам ночи. Дверь в спальню родителей была приоткрыта. Плакала мама. Перестав дышать, Рита услышала тихий и прерывающийся от едва сдерживаемых рыданий голос матери. Она говорила быстро, вместе со слезами проглатывая некоторые слова.
– А теперь, когда у нас, наконец, появилась своя квартира, я должна терпеть их присутствие в своем доме? Напрягая слух, Рита продолжала слушать.
– Сашенька, любимый, подумай сам. Мы не сможем жить все вместе. У нас всего две комнаты и двое маленьких детей. Нам и так тесно. Наша дочь спит в проходной комнате, а Толик спит с нами. Может, ты лучше знаешь, как мы сможем разместить у нас еще две семьи из пяти человек? Девять человек на такой жилплощади! Ты, наверно, сошел с ума…
– Плачь стал сильнее. Пауза. Судорожный вздох. – И ты прекрасно понимаешь, что приедут они не на день, и не на два, и даже не на месяц. Наш город – закрытого типа, и раз ты их вызывал, значит, ты обязан их содержать и дать им жилье. Ты хоть подумал, что делаешь? А о нас ты подумал? Что будет с нами, с нашей семьей?
Отец молчал, а мама продолжала говорить и плакать, плакать и говорить:
– Я все прекрасно понимаю. Ты нашел брата и сестру. Но они же взрослые люди! Сотни тысяч женщин потеряли на войне мужей, миллионы остались на всю жизнь калеками, но они‑то, Слава богу, здоровы, молоды и могут работать. Ты их разыскал, вот и отлично! Ты хочешь помочь своей сестре? Хорошо. Я согласна. Пойду работать, начнем им помогать, и наш скромный бюджет особо не пострадает. Да, кстати, ты на минуточку забыл, что у нас появился еще один подарок – клиент, которого ты должен содержать, как минимум, еще семь долгих лет. Каждый месяц в течение семи лет ты должен отсылать туда деньги!
«Хорошо, что мама тогда не обмолвилась, о ком шла речь», – подумала взрослая Рита.
Снова рыдания, всхлип, пауза… и Ритиному удивлению не было предела, она открыла рот, чтобы немедленно выяснить, что это за подарок, который стоит так много денег. Но вовремя спохватилась: «Не хватало, чтобы они узнали, что их дочь занимается подслушиванием! Тогда уж мне точно «кранты» – так говорит наша знаменитая красавица Лили.
– Взять на себя такую обузу! Как их всех прокормить, обуть, одеть? Ты, наверно, забыл, что помимо материальной есть еще и моральная ответственность. А если у них что‑то получится не так, как они себе представляют? Или они начнут думать, что ты мог бы сделать для них гораздо больше, но не захотел? А кого они будут винить? Конечно же, меня! Кого же еще. Представляешь? Нет, не представляешь. А мне становится не по себе. Мне страшно. Они же съедят нас живьем!
«Как это – „съесть всех нас живьем“? – недоумевала девочка. – Что за чушь? Мама, наверно, неправильно выразилась. Она хотела сказать, что их так много, что они слопают все, что она сварила. Вот обжоры! С ними не соскучишься. Лично меня это вполне устраивало. Здорово! Для меня наступали прекрасные деньки: кушать у нас будет нечего, родители оставят меня, наконец, в покое, и проблема с едой перестанет существовать».
– Фу ты! – Рита еле перевела дух, так ей нужно было отдышаться. На девочку нашло прозрение. А может, из‑за всего этого тарарама ей позволят не ходить в школу? Но она хорошо знала, что этот номер не пройдет. А жаль.
А Люся продолжала:
– Винить будут только меня, меня и меня! – Эти слова она произнесла внятно и уверенно, без тени сомнения. – Скажи, что я не права? Скажи! Молчишь? Потому что знаешь, что я на сто процентов права. Так оно и будет!
Как же мама была права. Но действительность оказалась в сто раз хуже.
– Лисенок, – услышала Рита приглушенно‑извиняющийся голос отца. Он не умел говорить приторно‑нежных слов, но в его интонации слышалась такая теплота, нежность и еще что‑то особенное, чего его дочка не могла понять в силу своего возраста. Но интонация, тембр и вибрация его голоса врезались в Ритину память на всю жизнь.
– Лисенок! Ты только не волнуйся. Все будет хорошо. В глубине двора есть старая постройка, в которой раньше была конюшня. Стены в ней каменные, прочные. Починим крышу, настелем полы, побелим, вот тебе отдельная квартира, причем, по нынешним временам не самая и плохая. А если грамотно все сделать, там выйдут хорошие две комнаты и приличная кухня. Я говорил с комендантом. Он выдаст мне на нее ордер, поможет со строительным материалом, а за рабочей силой дело не станет. А пока суть да дело, все будет готово.
– А где они до этого будут жить? – раздраженно спросила его Люся.
– В нашей столовой. Ведь она у нас большая.
– Саня, да о чем ты говоришь? Ведь ты не хуже меня знаешь, что это не столовая, а просто большая кухня, из которой я умудрилась сделать что‑то приличное. Комната, в которой выложена плита, предназначенная для варки, называется кухней.
– Да. Но тут уже ничего сделать нельзя. И, как говорится, в тесноте, да не в обиде, – но большого энтузиазма в его голосе не было слышно.
