Заложница кармы и мистический Овал
Александр терпеливо ждал. Люся зябко поежилась. Молодой человек взял ее за руку, потом завладел другой и, приподняв, прижался к ним губами. Время остановилось. Они стояли и молча смотрели друг на друга. Вдруг непреодолимая сила заставила ее прижаться к нему всем телом. От его объятий и страстных поцелуев чувство неуверенности, сомнений и страха, которые молнией проносились в юной головке, быстро испарились… На следующий день, никому ничего не сказав, они расписались…
…И Маргарита видит, как из кузова старой полуторки ловко спрыгнул молодой командир. Открыв дверцу кабины, он берет на руки хорошенькую девушку и идет к калитке. Толчком ноги распахивает ее настежь и весело кричит:
– Полундра! Это мы! Встречайте!
Из хаты выбегают домочадцы. Во дворе под тяжелым навесом стоит огромных размеров самодельная плита, над которой поднимается аппетитно пахнущий дымок из пыхтящих, внушительных размеров казанов, сковородок, в которых вовсю бурлит, скворчит и жарится. А в хате готовится застолье.
На столе стоят большие глиняные миски, наполненные жареным мясом. Все просто, но вкусно. Все пьют вино собственного приготовления и аппетитно хрумкают крепкими малосольными огурчиками.
Люся сидит рядом с Саней. Возле нее стоит полный стакан вина. Подвыпивший дед неверной пританцовывающей походкой подкатывается к молодой невестке и смачно чмокает в щечку, а сына одобрительно хлопает по спине. Он искренен, и невестка это чувствует. Маргарите дед тоже понравился. Вроде все хорошо и все довольны. Санины братья поднимают наполненные до краев граненые стаканы.
– За здоровье и счастье молодых! Люся, Саня – за вас!
– Саня! Ты у нас молодец и жена у тебя, что надо! Красавица! – поднимаясь в полный рост и по привычке пригнув голову, чтобы не упереться ею в потолок, пробасил старший брат.
– Люся! Люсенька! За тебя! – выкрикивают мужчины.
Как будто все хорошо. Все довольны. Но молодой женщине хорошо видно, что Люсе как‑то не по себе. Она вся на нервах, там, в Овале, а Маргарита здесь, у себя дома.
Чувствуется, что назревает бунт в женской половине общества. Приглядевшись, женщина заметила, как Санины сестры мечут стрелы ненависти, готовые поразить молоденькую золовку в самое сердце.
«Змеюки поганые», – возмущенно подумала Маргарита.
– И что Санька в ней нашел? – покраснев, ревниво бросила одна, переведя взгляд с сестры на мать. Та понимающе подмигнула и тоже посмотрела в сторону снохи. А Люсю окружили их братья. Они подняли ее вместе со стулом и закружили по комнате. Она чувствовала себя королевой.
…Вечер. Люся и Саня вернулись домой пораньше. Саня, пропуская жену вперед, тихо шепнул:
– Лисенок, я немного задержусь. Сделаю пару затяжек и пойду домой. Ты не обидишься?
– Да нет! – стараясь не шуметь, чтобы не потревожить свекровь, Люся направилась в отведенную им горенку. Услышав свое имя, она остановилась. Прислушалась. Да, так и есть! Мать с дочерьми перемывают ей косточки.
– Эта столичная краля совсем не подходит нашему Саньке. И где он ее откопал. Тьфу! – шипела Полина, старшая из сестер.
– А он ее и не искал. Это она его подцепила! Подцепила – и в койку! – уверенно сказала Дуся.
– Да откуда ты это знаешь? – встрепенулась мать.
– А что тут знать? Сразу видно: лентяйка, белоручка и… Одним словом, столичная штучка. А у нашего Саньки‑то глаза застило. Ничего не видит и ничего не слышит. А она с его родными братьями заигрывает!
…Вдруг Маргарита почувствовала сильную боль в ладонях. От возмущения она так сильно сжала кулаки, что ее аккуратно подпиленные ногти оставили на них глубокие лунки.
– Ох, охоньки! Бедный мой сыночек! Он еще с ней, ой, как намается! Помяните мои слова. Эта штучка будет еще почище, чем та! Та хоть никакой работы не чуралась. А эта неженка заставит его трусы себе стирать! А он берет ее с собой. Везет на границу! Эта прынцесса, – нажимая на букву «ы», – не знает, что ее ждет, а он, дурак, не понимает, что его ждет! От этой крали толку не будет. Через какой‑то месяц‑другой она сбежит от него под крылышко своей мамки. Ох, и жалко же мне сына! Какой парень! Да ему цены нет! Разве ж такая жена ему нужна? Тьфу, а не жена!
Молодая женщина видела, как Люся зажмурилась, стараясь справиться с обидой и накатившимися на глаза слезами. А тихо подкравшийся к жене Саня, успевший кое‑что услышать, обняв жену, прижался к ней губами, пьянея от запаха ее волос, шепча и покусывая ее маленькое ушко:
– Пойдем, родная! Пойдем отсюда, – и увлек ее за собой на сеновал.
А там – утонули, утонули в любви и сене…
А рано утром, ни с кем не попрощавшись, они уехали.
Глава 3
Овал вздрогнул, и на его экране начали мелькать и погружаться во тьму годы, события из чьих‑то жизней. Все вертелось на таких скоростях, что у Маргариты потемнело в глазах…
На экране появились огромные каменные нагромождения, высоченные вершины которых украшены вечными ледниками. Величие и красота, заоблачные высоты и бездонные пропасти. Зелень лесов и суровая нагота скал, ленты водопадов и шапки вечной мерзлоты, горные реки и высокогорные луга, покрытые прекрасными цветами.
– Это же эдельвейсы! Боже, как жутко и – красиво! Но где это? Я там никогда не была, наверно, произошла какая‑то ошибка. Ау!
Но горы молчат. Маргарита начала внимательно вглядываться в расщелины скал. Нашла! В огромной расщелине горы притаилось небольшое селение из нескольких домов казарменного типа. Там жили люди.
– Жаль, что их так плохо видно! – вздохнула она. Огромный объектив Овала несколько раз моргнул и увеличил размеры изображения.
Да это вовсе не село, это пограничная застава. Теперь ей стало все понятно. Перед ней грозный Памир. И застава, где служил отец.
Промелькнул год, потом другой. Застава жила по законам военного времени. Тяжелые будни. Тяжелая жизнь. Жизнь, полная волнений, бессонных ночей, тревог и смертельной опасности.
Ночь. Полнолуние. Горы спят. Они плотно укутаны снежным покрывалом. Покой и тишина. Раздается сигнал тревоги, разрывающий своим душераздирающим воплем покой гор и души людей. Горы вздрогнули. У них, наверно, сдали «нервы», и они обрушили вниз тонны камней и горы льда. Женщины берут на руки спящих малышей. Дети постарше хватают приготовленные матерями на случай тревоги вещи и бегут в специально оборудованный для этой цели блиндаж. Никакой паники. И снова наступает тишина. Но она обманчива. Ей нельзя доверять.
