Записки охотника
– Где пропадал? – спросил его Туман.
– А в Москву сходил, к барину.
– Зачем?
– Просить его ходил.
– О чём просить?
– Да чтоб оброку сбавил аль на барщину посадил, переселил, что ли… Сын у меня умер, – так мне одному теперь не справиться.
– Умер твой сын?
– Умер. Покойник, – прибавил мужик, помолчав, – у меня в Москве в извозчиках жил; за меня, признаться, и оброк взносил.
– Да разве вы теперь на оброке?
– На оброке.
– Что ж твой барин?
– Что барин? Прогнал меня. Говорит, как смеешь прямо ко мне идти: на то есть приказчик; ты, говорит, сперва приказчику обязан донести… да и куда я тебя переселю? Ты, говорит, сперва недоимку за себя взнеси. Осерчал вовсе.
– Ну, что ж, ты и пошёл назад?
– И пошёл. Хотел было справиться, не оставил ли покойник какого по себе добра, да толку не добился. Я хозяину‑то его говорю: «Я, мол, Филиппов отец»; а он мне говорит: «А я почём знаю? Да и сын твой ничего, говорит, не оставил; ещё у меня в долгу». Ну, я и пошёл.
Мужик рассказывал нам всё это с усмешкой, словно о другом речь шла; но на маленькие и съёженные его глазки навёртывалась слезинка, губы его подёргивало.
– Что ж ты, теперь домой идёшь?
– А то куда? Известно, домой. Жена, чай, теперь с голоду в кулак свистит.
– Да ты бы… того… – заговорил внезапно Стёпушка, смешался, замолчал и принялся копаться в горшке.
– А к приказчику пойдёшь? – продолжал Туман, не без удивления взглянув на Стёпу.
– Зачем я к нему пойду?.. За мной и так недоимка. Сын‑то у меня перед смертию с год хворал, так и за себя оброку не взнёс… Да мне с полугоря: взять‑то с меня нечего… Уж, брат, как ты там ни хитри, – шалишь: безответная моя голова! (Мужик рассмеялся.) Уж он там, как ни мудри, Кинтильян‑то Семёнович, а уж…
Влас опять засмеялся.
– Что ж? Это плохо, брат Влас, – с расстановкой произнёс Туман.
– А чем плохо? Не… (У Власа голос прервался.) Эка жара стоит, – продолжал он, утирая лицо рукавом.
– Кто ваш барин? – спросил я.
– Граф ***, Валериан Петрович.
– Сын Петра Ильича?
– Петра Ильича сын, – отвечал Туман. – Пётр Ильич, покойник, Власову‑то деревню ему при жизни уделил.
– Что, он здоров?
– Здоров, слава богу, – возразил Влас. – Красный такой стал, лицо словно обложилось.
– Вот, батюшка, – продолжал Туман, обращаясь ко мне, – добро бы под Москвой, а то здесь на оброк посадил.
– А почём с тягла?
– Девяносто пять рублёв с тягла, – пробормотал Влас.
– Ну вот, видите; а земли самая малость, только и есть что господский лес.
– Да и тот, говорят, продали, – заметил мужик.
– Ну, вот видите… Стёпа, дай‑ка червяка… А, Стёпа? Что ты, заснул, что ли?
Стёпушка встрепенулся. Мужик подсел к нам. Мы опять приумолкли. На другом берегу кто‑то затянул песню, да такую унылую… Пригорюнился мой бедный Влас…
Через полчаса мы разошлись.
Уездный лекарь
