Заставь меня остаться
Выбор, чертов выбор.
Я смогу обмануть Алику, она поверит…
Во рту желчь. Горечь. Выбор.
Протянул ладонь, и обхватил пистолет, отданный одним из моих людей. Какой, к черту, выбор может быть сейчас, если я сделал его давно?! Так будет лучше для всех. Я смогу освободиться, Алика… она жила без него год, она рассказывала об их отношениях. Тепло ей дам я. Алика не будет страдать.
«Сначала она захочет обмануться, – мысленно повторил я. – Захочет поверить мне, что бы я ни придумал в оправдание. И будет верить. Сколько? Год, два, пять лет? А что потом? Однажды ей надоест закрывать глаза на очевидное. И она припомнит. Докопается до правды, пусть даже и через десять лет рядом со мной. И что тогда?»
Смотрю на Веснина. Он молчит. Смирился, страха нет, предвкушения тоже. Он просто ждет, а я все крепче сжимаю в ладони оружие. И всё сильнее хочу выстрелить, палец подрагивает. Просто поднять руку, и шмальнуть в его сердце. Это секунда. Он захрипит, осядет на землю, и сдохнет. Без пыток, без боли. Главное – его не будет на этом свете. Одна чертова секунда…
И я потеряю Алику.
Вот в чем мой выбор. Потеряю, да. Рано или поздно, когда её затошнит от моего обмана, и самообмана.
Отпустить Веснина я не могу. Допустить, чтобы он общался с Аликой, отравлял её собой – тоже. Убить… убить тоже не могу. Черт. Хочу! Дико хочу, но не могу. Из‑за неё не могу! Я бы сейчас рассмеялся как гребаный псих, это кромешный пиздец, но смех не идет.
Мне нужно домой.
А Веснин… я придумаю, что делать. Потом. Время есть. Пусть, сука, живет. Может, есть эта гребаная справедливость, о которой балаболят блаженные дебилы, и он сдохнет от какого‑нибудь рака в ближайшие годы. Сам, без моей помощи.
Я просто вышлю его из страны. Запрещу общаться с дочерью, прилетать сюда. Пусть созваниваются раз в год. Этого хватит. А со своей ненавистью я привык жить. Алика мне дороже…
Горечь во рту ощущается все сильнее, меня сейчас вывернет от своих мыслей. От разочарования в себе. Столько ждать, столько, сука, лет, и поплыть из‑за женщины!
– Пусть посидит пока, – прохрипел я, и протянул охраннику ствол. – Увезите.
Развернулся, успел сделать четыре шага к выходу, как услышал ненавистный голос:
– Раз уж ты решил не убивать меня, готов поделиться информацией…
А затем раздался выстрел. Хрип. Я развернулся, и успел увидеть, как Веснин оседает на пол.
А по груди его стремительно разрастается кровавое пятно.
Глава 5
13:42 Денис Шагуров:
«Привет. Хотел извиниться за навязчивость. Накатило, сорри. Оказывается, я романтик, представил, как буду рассказывать детям, что влюбился в их мамку ребенком, а затем встретил спустя годы. Захотелось вдруг чего‑то настоящего, понимаешь? В общем, реально прости, что доставал и мешал твоим отношениям. Теперь можем просто дружить, если маньячиной меня не считаешь. Я уволился, и я в городе. Вернулся домой окончательно»
Стою на улице у Зала прощаний, перечитываю сообщение от Дениса, а смысла не улавливаю. Пусто мне. До последнего ведь надеялась, что там не папа, но увидела… шрам на виске; родинку на подбородке, из‑за которой мама психовала, и каждые полгода отца гоняла на обследование…
Это он.
Покурить бы. За всю свою жизнь я выкурила девятнадцать сигарет. В самые тяжелые моменты, когда трясло, и хотелось со всем покончить, я доставала эту отраву, и все мысли из головы дымом выметало. Жаль, сейчас нельзя. Ни покурить, ни напиться. Может, легче бы стало?
13:58 Я:
«Привет, всё ок. Сам уволился, или он тебя выгнал?»
13:58 Денис Шагуров:
«Сам ушел. Всё норм, подыскиваю не менее хорошую должность. Если захочешь встретиться, то я всегда за. Как ты?»
Хреново. Очень. Ни Денису, ни Кристине я не могу рассказать про то, что случилось. Вместо этого… разные мысли были. Например, набрать Дмитрия Константиновича, и высказать ему всё за его сына. Или Марату намекнуть, чтобы на полумерах не останавливался – моего отца нет, а тот, кто Егора пытал, какого черта живёт?!
Но слова Егора всё еще звучат эхом. Хватит с меня. Пусть и Марат, и Дмитрий Константинович, и Игнатов‑младший живут себе дальше, только бы меня не трогали.
Денису я не отвечаю. Продолжаю стоять на улице, хотя надо бы такси вызвать, и домой ехать. Да, надо…
Едва я открыла приложение такси, к моему плечу прикоснулись. Вздрогнула, и ощущение чужой руки тут же исчезло.
– Идем, – сказал Марат.
– Ты мне?
– Подвезу. Поехали, Аль.
Взглянула на него. Ждет. И… ждал. Да, думаю да, а я и не чувствовала, совсем забыла, что кто‑то еще в этом мире остался. А Марат всё это время за моей спиной стоял.
– Хватит думать, – голос его звучит устало, равно как и выглядит он вымотанным, – я не отвезу тебя в наш дом, и не запру. Дам тебе еще время. Просто сядь в машину, до дома подкину, или можем в ресторан по пути заехать. Тебе нужно хорошо питаться.
– Давай домой, – подошла к его машине, и села.
Не на заднее сидение, а рядом с ним. Глупо истерики закатывать. Да и в такси ездить в последнее время – пытка из‑за вонючих ароматизаторов. А в салоне авто Марата пахнет разве что химчисткой, и его парфюмом.
– Рад, что ты не споришь. Как ты себя чувствуешь?
– Отвези меня к себе домой, – решилась вдруг. – Хочу забрать, наконец, свои вещи.
– А я уж было подумал, – он еле заметно покачал головой, но лицо при этом холодное, не лицо, а маска, по которой я думала, что научилась читать.
– Что ты подумал? Что я к тебе возвращаюсь?
– Глупо, да? – взглянул на меня, изогнув бровь.
