Жонглирующий планетами

По всем прецедентам и соображениям мои руки должны были превратиться в студень в лабиринте механизмов, но, к моему огромному удивлению, колесо остановилось под моей хваткой без особых усилий с моей стороны.

Какое‑то мгновение я держал его так (мне показалось, что оно тянет с силой не большей, чем руки ребенка), а затем где‑то в недрах этого монстра раздался громкий звук, я увидел, как направляющий стержень толщиной с мое запястье сложился вдвое и скрутился, как проволочный трос, внутри двигателя все разлетелось вдребезги, а штампы остановились – не более чем в трех дюймах от головы человека!

И когда они перестали молоть, люди выскочили через дверь на дальней стороне чанов, а им пришлось обойти весь цех, чтобы добраться до нее, и оказались на верхней части платформы с веревкой, которую они спустили вниз.

Через мгновение парень был поднят в безопасное место вне пределов досягаемости столь ужасной смерти, какая только возможна для человека – смерти в ванне, состоящей в основном из серной кислоты.

Я стоял как в оцепенении, все еще держа в руках эксцентрик, ошеломленный внезапностью всего произошедшего, с трудом веря, что опасность миновала.

Прикосновение к моему плечу привело меня в чувство, и я повернулась, чтобы посмотреть в узкие глаза Лоуренса. Он смотрел на меня с выражением, очень похожим на благоговейный трепет.

– Боюсь, я испортил ваш механизм, – сказал я, натянуто улыбаясь.

– Испортил механизм! – сказал он медленно, но выразительно. – Что вы за человек, мистер Данбар? Вы хоть понимаете, что это "Дэнбери" мощностью в триста лошадиных сил? Что сила, необходимая для остановки колеса таким образом, как вы это сделали, могла бы запустить локомотив – остановили всю мощь этого двигателя так же легко, как я поднял бы фунтовую гирю?

– Оно остановилось очень легко, – пробормотал я.

По какой‑то нелепой причине мне стало немного стыдно – как будто такая демонстрация силы была действительно немного неприличной. Я ничего не мог понять.

Конечно, подумал я, он преувеличил количество использованной силы, но хотя я от природы довольно силен, все же до несчастного случая я не мог похвастаться ничем выдающимся – и разве не я только что поднялся с больничной койки, а всего минуту назад едва мог стоять или ходить без поддержки?

Я заметил, что нервно сжимаю и разжимаю руки, и вдруг осознал, что они словно обожжены – стоило мне только подумать об этом, как боль становилась поистине мучительной.

Я взглянул на них. Они были в ужасном состоянии – особенно правая. Они выглядели так, как будто их сжимали куском раскаленного докрасна железа.

– В чем дело? – быстро спросил Лоуренс. Он наклонился над моими руками, разглядывая их своими маленькими черными глазками.

Затем он быстро поднял голову, и я увидел, как на его морщинистом лице появилось любопытное выражение – странное волнение, бледная вспышка триумфа, я готов в этом поклясться.

– Где он? – закричал он требовательно, его голос был резким и напряженным. – Что ты с ним сделал?

Он отбросил мои руки и быстро опустился на колени на пол, наклонил голову и начал что‑то искать в тени двигателей.

– Эй, ты там! – крикнул он одному из мужчин. – Тащи фонарь! Боже! Если он пропадет сейчас… после всех этих лет… всех этих лет!

– Что пропадет? – тупо сказал я.

– Новый элемент, – крикнул он нетерпеливо. – Стелларит, как я его называю. Конечно, вы не в курсе. Тот маленький кусочек металла, который я дал вам подержать, радужный цилиндр, разве вы не помните?

Он говорил раздраженно, как будто ему было почти невозможно сдержать себя в выражениях.

– Ах, это. – я неуверенно огляделась вокруг. – Да, конечно, он был у меня в руке. Должно быть, я уронил его, когда схватил маховик. Наверное, он где‑то на полу, но, если вы не возражаете, не могли бы вы дать мне что‑нибудь для рук? Они очень болят.

Действительно, воздух был полон черных, плавающих точек перед моими глазами, а радужные цилиндры меня сейчас мало интересовали.

Он почти огрызнулся.

– Подожди! Если он потерялся… Но этого не может быть! А, наконец‑то свет. Теперь мы можем хоть что‑то увидеть.

Он все еще продолжал поиски, и теперь мужчины помогали ему. Я отстраненно наблюдал за происходящим.

Затем меня охватил беспричинный гнев из‑за их пренебрежения – их безразличия к моей очень серьезной боли. Я наклонилась вперед и, несмотря на боль, которую причиняла мне грубая плоть моей руки, взялась за воротник Лоуренса и начала трясти его.

Он оказался на удивление легким – скорее как кусок пробки. Я поднял его с земли, как котенка, и держал на расстоянии вытянутой руки. Затем я вдруг понял, что поступаю несколько необычно, и отпустил его воротник. Он вскочил на ноги, как кошка.

Я ожидал гнева, но он только нетерпеливо сказал:

– Не делай этого – не лучше ли помочь мне с поисками? – как будто речь шла об обычном явлении.

Странность всего этого навалилась на меня с новой силой, я чувствовал себя как во сне. Я нагнулся и помог ему в поисках. Но это было бесполезно. Маленький цилиндрик стелларита, казалось, исчез.

Внезапно Лоуренс поднялся на ноги, его лицо, чьи многочисленные морщины еще мгновение назад подергивались от смешения триумфа и отчаяния, было очищено от эмоций, как чистый лист, с которого стерли все знаки.

– Пойдемте, мистер Данбар, – тихо сказал он, – пора бы уже обратить внимание на ваши руки. Вы, Джонсон, Дюкирк, продолжайте поиски. Но, боюсь, это бесполезно, ребята. Чан с кислотой слишком близко.

– Вы думаете…

– Боюсь, что он в него укатился, – сказал он.

Я молчал, смутно сознавая, что стою, как бы внутри кольца какой‑то великой катастрофы, влияние которой, едва достигая меня, захватило в свой водоворот этого маленького морщинистого человека.

Я последовал за ним в небольшой кабинет, выходящий в лабораторию, он был оборудован, как кабинет врача, со шкафом блестящих инструментов. Он объяснил мне его удобство, пока перевязывал мои руки со всей искусной нежностью опытного хирурга.

– В таком месте, как мое, всегда происходят несчастные случаи, – заметил он, кивнув головой в сторону лаборатории.

– Я бы хотел, чтобы вы сказали мне, что я натворил, – сказал я наконец, когда все было кончено.

Я не чувствовал ни слабости, ни желания отдохнуть, что было странно, учитывая пережитое волнение и недавнюю болезнь.

– Две вещи, если быть кратким, – ответил он, улыбаясь, как мне показалось, довольно грустно. – Вы случайно наткнулись на потрясающий факт, и в то же время, боюсь, уничтожили все результаты, которые могли бы вытекать из этого факта.

Я уставился на него недоумевая.