25 декабря

Ты будешь работать в разных местах. От самых неблагодарных до вполне себе сносных. Сейчас тебе кажется, будто работать можно вообще где угодно, лишь бы платили, и было чем заняться по вечерам. Это не так. У кого‑то получается, но у тебя не выйдет. Ты будешь уходить. Под любым предлогом. По первой же появившейся причине. Ты будешь бежать со всех работ. Они покажутся тебе слишком «скучными», слишком «тяжёлыми», слишком не «достойными» тебя. Ах да, это сейчас ты ещё «почти самый умный», но обожди… совсем скоро станешь самым‑самым. Да чему ты радуешься? Самый умный – это значит самый безнадёжный. Настолько умный, что все эти «мирские забавы» из разряда: посещать офис с понедельника по пятницу – покажутся тебе чем‑то немыслимым. Опять смеёшься. Зря. Очень зря.

Энгельс не навсегда останется твоей тихой гаванью. Это сейчас, возвращаясь обратно, ты чувствуешь удовлетворение. Потому что ты ещё не зависим от алкоголя. Ты ещё можешь чему‑то радоваться. Но обожди… всему своё время. Однажды ты вернёшься и будешь пить. Просто пить. Без разбора, без колебаний и раздумий. Ты будешь пить и каждый раз уезжать ещё более больным. Туда, где тебя ждёт очередное распитие…

Да не пугаю я тебя. Не стращаю. Просто посуди сам: ты не собирался поступать в университет, ты уже согласился на военное училище. У тебя нет профессии в голове. У тебя нету цели. Ты поступишь туда, куда подойдут твои предметы по ЕГЭ, но это будет ошибкой. Тебе не понравится эта специальность. Она тебе наскучит в первый же месяц. Ты выберешь попроще, полегче, но ты не выиграешь… я тебя уверяю. Ничего ты не выиграешь.

Сейчас ты любишь, и это прекрасно. Ты делаешь это интуитивно. Без лишнего нагромождения, без додумок, без домыслов. Но обожди… так будет не всегда. Ты начнёшь разочаровываться в женщинах. Каждая новая будет хуже предыдущей. Ты постоянно будешь о чем‑то думать. Ты будешь бояться. Этот страх, который ты испытываешь сейчас при возможном расставании с Анькой – ничтожен, по сравнению с тем страхом, который ждёт тебя впереди. Это сейчас ты можешь просто расстаться. Просто разойтись и начать новые отношения. Ты ещё не запрограммирован на уничтожение. Но дальше… ты начнёшь разрушать всё, что будет тебе попадаться под руку. Ты будешь их ненавидеть. Ты будешь искать их недостатки, пороки, подлые проступки. Ты станешь чёртовым сыщиком! И это большая проблема, потому что ты больше не сможешь получать полноценного удовольствия от отношений. Они станут бесполезной пристройкой к твоему алкоголизму. Любовь умрёт. Ты убьешь её.

Отец всё равно не забудет твой поступок. Годами он станет терроризировать тебя армией. По началу ты станешь объяснять, мол: «Ничего, сейчас еще пол годика, и сам удивишься, каким я стану успешным». Не станешь. Прости меня, дружище. Не станешь. Отец будет вспоминать этот день, когда ты позвонил и сказал, что не поедешь в военное училище. Он никогда не сможет этого принять. Он никогда от тебя не отвяжется. Сейчас тебе кажется, будто это мелочи, но, поверь, когда ты не сможешь показать ему результат своего пятилетнего пути – тебе самому станет страшно. Ты и сам будешь себе не рад.

Университет пройдёт. Пройдут ещё одни бессмысленные отношения. Пройдёт ещё одна операция на плечо. И однажды ты проснёшься в такой жутком, таком непоправимом отчаянии: «Господи, что же я наделал!», – но будет уже поздно. Никакой Аньки уже не будет и в помине. Никакого светлого университетского будущего не будет маячить на горизонте. Ни в какой спорт ты не вернёшься через месяцок. Ты будешь слишком старым, слишком больным, слишком «умным» для того, чтобы начать жить по‑человечески. Никакие книги тебе не помогут. Книги отвечают на те вопросы, которые мы им задаём, но согласись: вопросы бывают разные. Я уже столько лет штудирую всю известную литературу с вопросом о смысле жизни. И у меня до сих пор нету ответа на этот вопрос. А тебе сейчас интересно: чем ты займёшься сегодня вечером и куда вы пойдёте с Анькой. Ты чувствуешь разницу?

Я понимаю, сейчас тебе кажется, что всё ещё впереди. Что молодость бескрайняя, здоровье нескончаемое. Шансы выпадают каждый день, мечты сбываются, надежды оправдываются… но обожди. Скоро ты встретишься с отчаянием. Школа закончилась. Время пошло против тебя».

И он мне скажет, на белом глазу: «Вау, это у вас такой снюс в две тысячи двадцать втором году, а дашь попробовать? В смысле я не женюсь на Аньке, ты что мужик – я уже всё спланировал, полный порядок, после поступления съезжу в Энгельс, а потом начну свою новую успешную жизнь». А я отвечу: «Да, Вань, ты всегда так говорил. Сколько я тебя помню. До восемнадцати лет. Завтра первый миллион, послезавтра Дон Периньон. Но сегодня, тебе придётся пересмотреть свои планы. То, что я тебе рассказал – чистейшая правда. Это я ещё не затронул две тысячи девятнадцатый год, но об этом позднее…».

И тогда, взвесив все «за» и «против», осознав, что единственное, что мешает ему поехать в военное училище – это всего лишь Анька, он скажет: «Хорошо, мужик. Даже если так. Даже если я в понедельник поеду на абитуру. Даже если я не соскочу с этого поезда… что тогда станет с тобой?».

«А я исчезну, Вань. Не поверишь, я наконец‑то исчезну. Или же, если верить теории мультивселенной, я продолжу жить своей жизнью, барахтаться в своём собственном болотце, и кто знает… кто его знает… может я ещё что‑то смогу в этой жизни. Но одно остаётся бесспорным. В тот день, пять лет тому назад, я мучился вопросом: уж не совершаю ли я большую ошибку? Может мне всё‑таки стоит принять свою судьбу такой, какая она есть? Один единственный раз. И никуда уже больше не бежать. Я пришёл к тебе, чтобы всё исправить».

 

– Но, в итоге, вернуться вы хотите не в июнь две тысячи семнадцатого?

– Нет. Хочу в декабрь две тысячи шестнадцатого. Начало было положено там. Хочу всё исправить.

– Не смею вас отговаривать, но считаю своим долгом предупредить – последствия вашего возвращения непредсказуемы. Отменив ту встречу, вы отмените всё, вытекающее из неё. Все события, все ситуации. Все эмоции. Это опасно. Возможно, вы не вернётесь обратно.

– Понимаю. Но это лучшее, что я могу сделать. Единственно верное.

– Вам наскучили ваши игры?

– Меня тошнит от них. Я больше не в силах в них участвовать.

– Я вас понимаю, на самом деле. Искренне понимаю. Каждый из нас, хоть раз в жизни, встречался с разочарованием лицом к лицу. Но далеко не каждый из нас готов рискнуть всем, чтобы отдать то единственно важное, чем он дорожил много лет. Свои воспоминания. Вы хотите проиграть дважды.

– Я не думаю об этом, как о поражении. Я всего лишь хочу всё исправить.

– Исправиться можно даже в том времени, в котором вы живете. Необязательно подвергать смертельному риску всю свою жизнедеятельность. Достаточно – просто… принять себя. А потом и мир, окружающий вас. А потом судьбу… а затем…

– Вы говорите со своей колокольни. Вы никого не любите и гордитесь этим. Вы всё время пьёте и считаете это благом. Вы курите одну за одной… вы умираете на глазах. Мы в чём‑то похожи, не спорю, только я не считаю свою жизнь – благом. Я не считаю, что человек рождён для того, чтобы пить и вести бесконтрольные половые связи. В моей жизни есть идея. Представление о том, какой она может быть. А ваша жизнь… сплошной материализм.

– Я не стану обижаться на ваши колкие замечания. Мне, действительно, не требуется любовь, чтобы почувствовать себя лучше. И в пьянстве я нахожу сплошное веселье. Приятное времяпрепровождение. Моя жизнь имеет смысл, и я не тянусь к таким верхам, как вы…

– Я рад, что мы с вами откровенны. Надеюсь, наши разговоры конфиденциальны.

– Конечно. Это профессиональная тайна.