Безумие на двоих
Выхожу в коридор раньше, чем кто‑то из ребят успеет что‑то сообразить и озадачить меня каким‑то глупым вопросом. Стремительно вываливаюсь на улицу, запрыгиваю в авто и мчу по трассе, врубив колонки на всю. Лишь бы не прокручивать в башке одни и те же дурацкие мысли.
А дома, в залитой светом гостиной меня ждет офигенный сюрприз. Счастливая семья из Зимина Сергея Федоровича и двух Бариновых с щенячьим восторгом рассматривает обручальные кольца, которые наверняка стоят целое состояние. И от этой идиллической картины меня едва не выворачивает на пушистый ковер молочного цвета.
«Интересно, а твоя Вера Викторовна знает, что не так давно ты дарил такие же дорогие украшения моей матери?».
Рвется с моего языка, но так и застревает где‑то в горле. Нет смысла начинать разговор, который вряд ли что‑то изменит.
Глава 7
Саша
В особняк Зиминых после пар я вваливаюсь взвинченная, с настроением ниже плинтуса и торопливо избавляюсь от обуви, небрежно сбросив ее в угол. Сжимаю и разжимаю кулаки и отчаянно хочу найти в этом двухэтажном дворце маму, прижаться щекой к ее боку и попросить взять два билета на поезд до нашего маленького тихого городка.
Чтобы вернуться в крохотную, но такую уютную квартирку на окраине, где мы беседовали вечерами напролет под кружку горячего имбирного чая с лимоном. Делились скромными победами и обидными поражениями, мечтали об отпуске на лазурном побережье, бронзовом идеальном загаре и «во‑о‑он том офигенном красном платье».
Теперь с мамой мы общаемся гораздо реже, потому что практически все ее время посвящено харизматичному Сергею Федоровичу и подготовке к грядущему торжеству. И это немного печалит.
– О, Саша дома. Матвей не с тобой?
Моментально реагирует на мое появление Зимин‑старший и улыбается так лучезарно и открыто, что мне становится стыдно за крамольные мысли о побеге из столицы. Этот импозантный влиятельный мужчина души в маме не чает, заботится о ней, да и мне ни в чем не отказывает. А уж соседство со сводным братом можно как‑нибудь пережить.
– Нет, его задержали в универе.
Отделываюсь стандартной отговоркой и незаметно передергиваю плечами, вспоминая издевательскую ухмылку Мота, обжегшее, словно пощечина, «не советую», и вылившееся на меня всеобщее презрение. Парни принялись экспрессивно тыкать в мою ставшую в раз знаменитой персону пальцем, девчонки горячо шептались, сбившись в тесный кружок, а робкая попытка Ирки Зайцевой меня защитить просто утонула в этом невообразимом гвалте.
Чудесный первый день, ничего не скажешь.
А дальше все промчалось, словно в плотном белесом тумане. Пропущенная мимо ушей лекция, корявые линии на полях и абсолютный ноль на шкале полученных знаний. Пристальные любопытные взгляды, норовящие пробраться под кожу, язвительные смешки и нетерпеливый шепот все той же Ирки: «За что он так на тебя взъелся?».
– Саш, чего ты застыла в проходе? Топай к нам. Посмотришь, что мы купили.
Снова зовет меня довольный Зимин‑старший, и я послушно шагаю к большому дивану терракотового цвета и опускаюсь на освобождающееся между родителями место. С замирающим сердцем веду подушечками пальцев по сапфирово‑синему бархатному прямоугольнику у Сергея Федоровича на ладони и не дышу, когда заветная коробочка открывается.
А потом погружаюсь в чистое искрящееся счастье, окутывающее меня с головы до ног. Не могу оторвать глаз от двух полосок белого металла и одобряю идеальные в своей простоте кольца без драгоценных камней с выгравированным на внутренней стороне обещанием «навсегда».
И это все до такой степени трогательно и волнительно, что я с трудом сдерживаю слезы радости и откашливаюсь, чтобы еще раз поздравить сидящих рядом со мной людей. Только не успеваю, потому что по телу пробегает лихорадочная дрожь, а внутренности съеживаются в один нервный ком.
Значит, вернулся Зимин‑младший.
– Все в сборе, как хорошо. Ты, наверное, проголодался, Матвей?
Первой вскакивает всегда радушная и вечно переживающая, что на столе мало еды, мама. За ней поднимается Сергей Федорович и устремляется на кухню, нахваливая еще горячую уху, стоящую на плите. А я сижу, как дура приклеившись к дивану, и скольжу по Моту внимательным взглядом.
Всклокоченный, с глазами бешеными. Злой. Неужели никто не видит?
– Спасибо, что унизил.
Впитав его недовольство, я падаю в кипящий котел своих собственных обид, с энтузиазмом мазохиста прокручивая случай в коридоре. Замираю ровно на секунду, надеясь пусть на скупое, но извинение, и тут же прощаюсь с крошащейся на осколки иллюзией.
– Всегда к твоим услугам, сестренка.
Фривольное обращение, слетающее с его губ, задевает во мне какие‑то струны, натягивая их до предела. Окрашивает вселенную в ядовитый ярко‑алый цвет и поднимает самое темное со дна души. И мне до умопомрачения хочется вздернуть вверх руку и продемонстрировать Матвею оттопыренный средний палец. Но хорошие девочки так не делают, правда?
Хорошие девочки устало прикрывают веки и считают до десяти, упражняясь в дыхательной гимнастике. Хорошие девочки проглатывают рвущиеся наружу неприличные слова, смахивают невидимые пылинки с новой красивой юбки и идут накрывать на стол. Не обращая внимания на табун мурашек, марширующих от макушки до поясницы и обратно.
– В общем, с ЗАГСом я договорился, в ресторане мы все заказали, свадьба будет на две недели раньше, чем планировали.
С ребяческой улыбкой сообщает Зимин‑старший, хвастаясь сегодняшним триумфом, и осторожно дует на финскую уху со сливками и форелью. Невесомо целует маму в щеку и первым принимается за еду, пока мы с Мотом перевариваем эту поистине ошеломительную новость.
– Здорово.
– Поздравляю.
Без особого энтузиазма выпаливаем мы с Матвеем одновременно и синхронно утыкаемся в глубокие черные тарелки, вяло орудуя ложками. Кое‑как впихиваем в себя блюдо, вкуса которого не чувствуем, и одновременно встаем из‑за стола, направляясь к посудомоечной машине. Чтобы там столкнуться нос к носу и смотреть друг другу в глаза не меньше минуты.
«Ты пожалеешь».
Читаю в остром, словно сотня иголок, взгляде Зимина и швыряю в ответ беззвучное «да пошел ты». Торопливо вытаскиваю из микроволновки стеклянную форму с мясной запеканкой, звонко бахаю ей о столешницу и понимаю, что не смогу больше проглотить ни кусочка в присутствии сводного брата.
– Я что‑то наелась. Спасибо большое, мамуль. Пойду к себе, мне столько всего по учебе надо сделать, чтобы ребят нагнать.