Безупречный

 

Папа: Ну как оно?

 

 

Саммер: Очень красиво.

 

 

Папа: Я имел в виду ковбоя.

 

 

Саммер: А, он? Он меня ненавидит.

 

 

Папа: Ты сумеешь расположить его к себе.

Только убедись, что он держит свой член в штанах.

 

 

Саммер: Я передам ему.

Так я ему точно понравлюсь!

 

Мужчины такие неженки.

Я сказала Ретту не отставать, и я почти уверена, что он специально простоял на том поле, дуясь. Это даже в некотором роде забавно. Мои губы невольно подергиваются, пока я раскладываю свои файлы и ноутбук на столе в гостиной. Нам нужно составить расписание на ближайшие месяцы, и для этого мне понадобится «Родео Кинг».

Наконец я слышу хлопок задней двери и тяжелые шаги, которые направляются в мою сторону. Краем глаза я замечаю его фигуру. Широкие плечи, непослушные волосы. Нужно быть мертвым, чтобы не заметить такого человека, как Ретт Итон.

Он не милый, не лощеный. Он суровый и немного грубоватый.

Настоящий мужчина.

Ретт на сто процентов отличается от всех парней, которых я встречала раньше. Такие девушки, как я, обычно не общаются с такими мужчинами, как он. Мы не вращаемся в одних и тех же кругах, но это не мешает мне оценивать его. То, как хорошо сидит на нем пара «Вранглеров», не изменилось с его первых дней на заезде.

– Я уже испугалась, что на тебя напал медведь, – объявляю я, усаживаясь на одно из кожаных клубных кресел.

– Черные медведи редко нападают на людей, – хрипит Ретт, входя в гостиную и разглядывая мои бумаги так, словно они могут оказаться взрывчаткой или чем‑то в этом роде.

– А гризли?

– В основном держатся гор, – ворчит он.

– Ладно. Кугуар?

Он возвышается надо мной и приподнимает бровь.

– Точно, – вздыхаю я и откидываюсь на спинку удобного кресла, чувствуя, как медовый взгляд ковбоя буравит мое тело. – Ты вылитая приманка для пумы.

Я еда сдерживаю усмешку, а Ретт качает головой:

– Это будут долгие два месяца.

– Ты всегда можешь броситься в тот колодец, который я видела на обратном пути к дому. Избавишь себя от страданий.

Этот комментарий как будто отрезвляет его, и, вместо того, чтобы бросить что‑нибудь дерзкое в ответ, Ретт плюхается на диван напротив меня и проводит руками по волосам. Я внимательно рассматриваю его. Между нами повисает молчание.

– Моя мама обычно загадывала желания у этого колодца вместе со мной и моими братьями. Совсем этого не помню.

Чеерт. Попробуем все исправить. Щемящее чувство в груди заставляет меня шумно откашляться.

– Мне жаль, – говорю я. Потому что это действительно так.

Ретт молча кивает, и я решаюсь вернуть разговор к безопасному предмету, то есть к работе. Уж лучше обсудим наше соглашение, которое он так ненавидит, чем эту неловкую тему, к которой мы перешли по моей вине.

– Расскажи мне, чем ты планировал заняться в следующие два месяца.

– Ты имеешь в виду, если бы я не связался с тобой?

Я просто киваю и тихо говорю:

– Ага‑а‑а.

Я покручиваю пальцем над головой, как будто набрасываю лассо. Не похоже, что это его забавляет. Ретт ведет себя так, будто я какой‑то враг, хотя вообще‑то я здесь для того, чтобы облегчить ему жизнь!

Я тянусь к ежедневнику, беру свою любимую серебряную ручку и продолжаю смотреть на Ретта, пока он наконец не заговаривает. Я внимательно слушаю и отмечаю в планнере конкретные даты. Ретт зачитывает их со своего телефона, полностью избегая зрительного контакта со мной.

Мы обмениваемся номерами телефонов и адресами электронной почты, и я ясно даю понять, что Ретт должен вести себя как хороший мальчик, к которому никто не сможет придраться в течение следующих восьми недель.