Безупречный

Я думал, что несколько стаканчиков принесут облегчение, необходимое для хорошего сна после того болезненного спешивания в прошлые выходные, но я ошибался.

Последние два с половиной часа я лежу, пытаясь устроиться поудобнее. Неудачно. А потом ругаю себя за то, что так глупо упал. Я занимаюсь этим спортом уже более десяти лет. Обиднее всего то, что это не бык вбил меня в землю, чего не избежать. Это было просто глупое приземление.

И поскольку я, честно говоря, слишком стар, чтобы продолжать делать то, что делаю, я уже не прихожу в норму так легко, как раньше. Я старался не злоупотреблять обезболивающими (одна пара почек, и все такое), но большую часть жизни поглощаю их словно конфетки. Просто раньше мне было все равно.

Проводя руками по лицу, я издаю стон и, морщась, скатываюсь с кровати. Деревянные половицы холодят ноги. Я прохожу к двери и тихонько поворачиваю ручку. В коридоре я крадусь на цыпочках, как ребенок, чтобы никого не разбудить.

Я и чувствую себя ребенком. Не думаю, что когда‑либо мог представить, как буду жить с отцом в таком возрасте, но, когда большую часть года проводишь в разъездах, содержать собственный дом не имеет особого смысла.

Как только я завершу карьеру, я построю дом, как это делали мои братья.

Как только я завершу карьеру.

Продолжаю убеждать себя в этом. И продолжаю откладывать. Потому что без быка, на котором езжу каждые выходные, я понятия не имею, кем я буду. Или что буду делать.

Такая перспектива ужасает, поэтому я с удовольствием продолжаю ее игнорировать.

Спустившись по лестнице, я наконец иду нормальным шагом и направляюсь прямо на кухню: там в верхнем шкафчике я храню свои лекарства, чтобы Люк не смог дотянуться до них своими неряшливыми, создающими проблемы ручонками.

Я замираю, обнаружив, что в комнате я не один.

За большим семейным столом, просматривая что‑то в телефоне, сидит Саммер. Рядом – стакан воды. Свет от экрана отражается на ненакрашенном лице, подчеркивая выражение удивления, когда она замечает, что я стою в широком арочном проеме и наблюдаю за ней.

– Привет, – осторожно произносит она, будто не уверена, как я отреагирую на ее присутствие.

Казалось, между нами все наладилось еще тогда, в баре, после того, как мы все хорошенько посмеялись. Я не хочу вести себя как придурок по отношению к ней. Все‑таки, ее вины ни в чем нет. Но я почти уверен, что именно так себя и вел и буду дальше. Эта девушка может вывести меня из себя, даже не стараясь.

– Привет. Все хорошо? – спрашиваю я, и мой голос звучит громко в обычно такой тихой кухне.

Вот одна из тех вещей, ради которых я возвращаюсь домой. Тишина. Ее нет в городе и отеле. А вот здесь по‑настоящему тихо. По‑настоящему спокойно.

Саммер кладет телефон на стол, прежде чем поднять свой стакан в моем направлении.

– Слишком много сладких напитков, к тому же смешанных с самым большим на свете бокалом белого вина. Спасибо, что отвез обратно.

Я прищелкиваю языком, открывая шкафчик над раковиной.

– В последние годы «Рейлспур» довольно сильно обновился. Хотя это все равно не то место, где можно выпить вина модным девушкам.

Она задумчиво хмыкает.

– Хорошее замечание. В следующий раз приду туда за теплым молоком.

– Ты теперь будешь смеяться надо мной все два месяца?

Я наливаю стакан воды, а затем возвращаюсь к столу, не упуская из виду, как глаза Саммер скользят по моему телу. На мне только боксеры, но на самом деле я не привык прикрываться перед женщиной в доме.

Она сжимает губы в тонкую линию, а я присоединяюсь к ней за столом. Не собираюсь и дальше быть придурком, хотя мог бы прямо сейчас убраться отсюда. Все‑таки, компания Саммер не самая плохая. Например, она могла как Лора вцепиться в меня, словно медведь в улей. Это было бы еще хуже.

– Вероятно. Это мое негласное правило, когда мне некомфортно. – Она не шепчет, не отводит глаза. Просто говорит в своей уязвимости, будто делиться таким дерьмом – нормально.

– Тебе некомфортно?

Саммер надувает губы и откидывается на перекладины спинки потертого стула. И только сейчас я замечаю, что на ней что‑то вроде шелковой майки и шорты в тон. Сиреневая ткань мерцает в тусклом свете, отбрасываемом лампочкой над плитой.

– Конечно.

– Почему? Все эти ухмылки и парирования. К тому же, ты явно завоевала общую симпатию.

Пальцами она прочесывает свои длинные шелковистые волосы. Локоны переливаются, как и пижама. Замечаю шрам на ее груди, перевожу взгляд на контуры сосков, которые проступают через топ пижамы. Они не твердые, но выпуклая форма дразнит. Представлять, как они могут выглядеть, почти так же заманчиво, как и знать.

Я поднимаю глаза на ее губы. Ухмыляющиеся губы. Напоминание о том, что Саммер Хэмилтон выводит меня из себя.

– Думаешь, я сама в восторге от всего этого? – спрашивает она. – Обожаю испытания огнем! Придется повсюду следовать за кем‑то, кто явно меня терпеть не может? Нужно будет выполнять совершенно новую работу, и в то же время стараясь не вызвать еще большей ненависти? О да. С радостью подпишусь на это! Отлично!

Я приподнимаю бровь.

– Заказать эти дурацкие молочные напитки было гениальной идеей, чтобы понравиться мне. Хорошо сыграно. Да еще и объединиться с моим придурком‑братом – просто здорово.

Вот что задело меня больше всего. Я хотел, чтобы она выбрала мою команду, а не Бо. Все выбирают Бо, потому что он такой солнечный, красивый и еще до хрена всего.

Саммер усмехается и крепко зажмуривает глаза. Первый признак разочарования, который я смог заметить.

– Ты бы предпочел, чтобы я подошла туда и вмешалась? Чтобы я лично поставила тебя в неловкое положение?

Проглотив таблетку, я хмурю лоб.

– С чего тебе вообще это делать?

Саммер пристально смотрит на меня и очень серьезно говорит:

– Потому что я волновалась. Переживала, что нам вообще не следовало идти в бар. Что я не смогу справиться. Ну или ты.

– Я не делал ничего плохого. – Господи, можно просто выпить пару кружек пива в моем местном баре?

– Я знаю. Но я должна держать Маленького Ретта у тебя в штанах. А та девушка была готова упаковать его и отвезти себе домой.

– Пардон?

– Твой член. – Она указывает на мои колени. – Никаких развлечений, пока не разберемся со всем этим. Приказ Кипа. Твоя репутация не выдержит, если ты еще раз ввяжешься в драму. Ты должен казаться благоразумным.