Безупречный
– Ретт, не могли бы вы прокомментировать видео, которое распространилось в эти выходные? Принести извинения?
Ковбой поджимает губы и пытается спрятать лицо за полями шляпы. Мускул на его челюсти дергается, подтянутое тело заметно напрягается.
– Без комментариев, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы.
– Да брось ты, скажи что‑нибудь, – репортер протягивает руку и безцеремонно прижимает микрофон к щеке Ретта. – Твои поклонники заслуживают объяснений, – требует мужчина.
– Нет, не заслуживают, – бормочет Ретт, пытаясь создать пространство между собой и навязчивым парнем.
Почему некоторые люди думают, что другие обязаны ответить на все их вопросы? Даже если они буквально устраивают засаду на человека, который просто хочет заниматься своими делами.
– Как насчет извинений? – допытывается парень.
А потом…
Ретт бьет его по лицу.
Это происходит так быстро, что я удивленно моргаю, пытаясь уследить за дрожащей картинкой трясущейся камеры.
Дерьмо.
Через несколько секунд назойливый папарацци, схватившийся за лицо, оказывается на земле, а Ретт демонстративно пожимает ему руку и уходит, не сказав ни слова.
Экран переключается на ведущих новостей, и, прежде чем они успевают что‑либо произнести, папа выключает телевизор и издает рокочущий вздох разочарования.
– Я ненавижу этих гребаных ковбоев. Их невозможно держать в узде! Не хочу больше иметь с ним дело. Так что, к счастью для вас двоих, эту работу может получить любой. – Голос отца практически вибрирует от ярости, но я просто откидываюсь на спинку стула. Отец легко выходит из себя, но он также быстро успокаивается. Я уже привыкла к таким перепадам его настроения. Иначе продержаться в «Хэмилтон Элит» было бы невозможно.
К счастью, у меня была буквально целая жизнь, чтобы научиться абстрагироваться от настроения Кипа Хэмилтона и выработать этакий иммунитет. Мне давно стало ясно, что подобные вспышки гнева – неотъемлемая часть своеобразного отцовского обаяния, поэтому я не принимаю их на свой счет. Он злится не на меня. Он просто… злится.
– Я годами надрывал задницу, чтобы заполучить спонсорство этому деревенщине! Он о таком и мечтать не мог! А теперь, когда его карьера и так подходит к концу, он просто берет и уничтожает все это вот так, – рука моего отца взлетает вверх. – Ты хоть представляешь, Саммер, сколько денег зарабатывают эти парни просто потому, что они достаточно чокнутые, чтобы вскарабкаться на разъяренного быка весом в две тысячи фунтов[1]?
– Нет. – Но у меня такое чувство, что он вот‑вот мне скажет, и я внимательно смотрю в глаза отца. Они того же темного оттенка, что и мои.
Наш новый стажер, Джефф, съеживается в своем кресле.
– Они зарабатывают миллионы долларов, если, конечно, так же хороши, как этот засранец.
Я бы никогда не подумала, что это большой бизнес, впрочем, на юридическом факультете такому и не учат. Я абсолютно не разбираюсь в реальном спорте, зато о Ретте Итоне, сенсации родео на быках и главном предмете обожания молодых девушек, знаю все.
Уголок моих губ приподнимается, когда я вспоминаю, как десять лет назад я лежала в своей постели и рассматривала его фото. Простор горизонта, теплое заходящее солнце… Ретт взобрался на забор, оглядываясь через плечо на камеру. Кокетливая ухмылка на его губах, глаза, частично скрытые поношенной ковбойской шляпой, и, pièce de résistance[2], джинсы «Вранглер», которые облегали все лучшие части тела… В общем, да, я мало что знаю о родео на быках. Зато точно знаю, что потратила ужасно много времени, разглядывая эту фотографию, простор, свет… Она почему‑то привлекла меня. Дело было не только в парне. Глядя на фото, я чувствовала, что сама хочу быть там и наблюдать этот закат.
– Джордж, ты хоть представляешь, сколько стоило то молоко, которое он только что спустил в унитаз? Не говоря уже о других спонсорах, чьи яйца мне придется ласкать, чтобы сгладить все это дерьмо!
Клянусь богом, я чуть не фыркаю. Джордж. Я достаточно хорошо знаю своего отца, чтобы понимать: он прекрасно осознает, что перепутал имя. Это проверка, хватит ли у Джеффа смелости что‑нибудь сказать. Насколько я понимаю, работа с титулованными спортсменами и знаменитостями не так легка. Мне уже ясно, что этому парню будет тяжело.
– Эм… – Он листает папку перед собой, а я осматриваю зал заседаний и позволяю своему взгляду задержаться на окнах от пола до потолка, вид из которых на прерии Альберты[3] просто потрясающий. С тридцатого этажа этого здания открывается непревзойденная панорама Калгари[4]. Заснеженные Скалистые горы[5] вдалеке похожи на картину – это никогда не надоест.
– Ответ – десятки миллионов, Грег.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смешка. Мне нравится Джефф, а отец ведет себя как полный придурок, но я слишком часто сама бывала в таком положении, поэтому наблюдать за тем, как барахтается кто‑то другой, все‑таки забавно.
Видит бог, Уинтер никогда не подвергалась такого рода издевательствам. У моей сестры и Кипа отношения не такие, как у нас с отцом. Со мной он веселый и говорит все, что взбредет в голову, с ней же остается почти профессионалом.
Джефф смотрит на меня с безразличной улыбкой. Я много раз видела это выражение на лицах коллег. Должно быть, приятно быть маленькой девочкой босса? Но я натренирована выдерживать такого рода упреки. Моя кожа толще, а измеритель «мне не все равно» настроен не так тонко. Я знаю, что через пятнадцать минут Кип Хэмилтон будет отпускать шуточки и улыбаться. Тот идеальный внешний лоск, который он использует, чтобы подлизаться к клиентам, быстро вернется обратно. Все‑таки, этот человек – профессионал, к тому же он очень хитер. Наверное, это связано с тем, что отец, как агент высшего уровня, много работает с людьми и занимается заключением сложных контрактов.
Что касается меня… Если честно, я все еще не уверена, что гожусь для работы здесь. И не уверена, что я действительно этого хочу. Но это всегда казалось правильным поступком. Я многим обязана своему отцу.
[1] около 907 кг.
[2] Самое лучшее (фр.).
[3] Одна из десяти провинций Канады.
[4] Город в провинции Альберта, Канада.
[5] Основной горный хребет в системе Кордильер.
