Бремя верных. Книга первая
– Что‑то здесь не так, – коротко бросил Шумило, сопя и потирая нос, по которому один из нападавших успел заехать кулаком. Нос ратника стал лиловым и неистово распух, чем приводил его владельца в тихую ярость. – Нужно хоть одного живым прихватить да порасспросить с прилежанием…
– Нам бы хоть кому живым ноги унесть, – с присущим ему оптимизмом откликнулся красавчик Ивор. За лёгкий характер и острый язык любили его девки, по что имел их десяток не раз мужские разговоры с крестьянами тех сёл, где приходилось задержаться на постой. – Эвона как они на нас бельмами зыркают!
Время от времени то один, то другой басурманин выскакивали из общей кучи и пытались нанести удар в разрез между щитами, но дружинники не теряли бдительность, и попытки все оказывались тщетными. Но так долго продолжаться не могло, пора было либо отступать в деревню и там закрепляться, либо нападать и заканчивать начатое. И тут Шумило, крякнув «дайте‑ка мне место!», вдруг резко опустил щит и, сорвав с пояса длинный аркан, который неизменно носил с собой, лихо крутнул его над головой и бросил во вражескую гурьбу.
Кто‑то истошно заорал, произошло беспорядочное шевеление в толпе, а Шумило уже волок по мокрой траве к себе схваченного ремённой петлёй поперёк тела трепыхающегося хазарина.
– За строй его, – крикнул Белояр, краем глаза увидев, как на голову бедолаги опускается кулак Одинца. Он успел отразить своим щитом случайный удар копья, но потом в лесу вдруг раздался такой неистовый вой, что десятник рухнул на колени, кривясь от адской боли и зажимая ладонями уши… Рядом падали его сотоварищи, катаясь по траве с гримасами боли на обезображенных страхом лицах. А сквозь стволы леса прямо им в лица полыхнуло ослепительное пламя…
Глава 3. Древняя Монара
Такие чудеса, что дыбом волоса.
Славянская пословица
Вспышку Белояр уловил за мгновение до того, как пришло осознание, что это – смерть и его, и его отряда. Он выкрикнул во всю мощь своих лёгких, не надеясь, впрочем, на то, что кто‑то услышит, а уж тем более выполнит команду:
– Ложись!
И сам рухнул лицом в мокрую траву…
Дружинники скорее внутренним чутьём, нежели слухом уловили приказ десятника, повалились кулями следом, прикрывая голову руками, только проводник Ерёма остался стоять столбом, глядя на то, как из темноты девственного леса выплывает, тянется к нему призрачное облако неведомой мари, чем‑то напоминающее утренний туман над болотом.
Истерично вскрикнули хазаре, те, что не успели увернуться от бестелесного касания неведомой магии, на их месте вспыхивали и тут же угасали оранжевые столбики пламени. Ерёма видел, как к нему приближается сама Смерть в пламенном обличье, но ничего не мог с собой поделать. Лёгкая, как дуновение утреннего ветерка, полупрозрачная вуаль коснулась последнего кочевника, обратив его в огненный столп, и вдруг замерла, не долетев до крестьянина каких‑то пару саженей… Плеснула радугой искр – и опала…
И Ерёма, закатив глаза, тоже в беспамятстве мешком сполз на траву там, где и стоял…
Первым рискнул приподнять голову Волчок. Ему всегда не терпелось больше других то ли в силу возраста, то ли из‑за своего беспокойного характера. Встав на четвереньки, разведчик быстро окинул взглядом окрестности, присвистнул:
– Эки дела…
Остальные тоже принялись подниматься, оправлять сброю[1], переглядываться, чтобы убедиться, что все целы. К удивлению Белояра, целы оказались все, даже горе‑проводник избежал удара странным колдовством, а что это именно чьи‑то тёмные чары, десятник не сомневался.
– Тихомир, – окликнул он гиганта, – пройдитесь‑ка с Вольгой окрест, посмотрите, что тут было, кто на нас чары пытался наслать… Должны были остаться следы.
– Эй, десятник, – окликнул от самого края леса Одинец, – глянь‑ка, что тут сотворилось…
Когда Белояр подошёл, то удивлённо крякнул: там, где ещё несколько мгновений назад стояли хазарские воины, были только кучки пепла вроде тех, что они нашли утром, когда входили в деревню. Кусты вокруг были опалены каким‑то неистовым огнём. Ветви обуглены, словно бы здесь бушевал лесной пожар наподобие тех, что в жаркую пору подпаляют торфяники и не затухают, тлеют до зимних холодов.
– Ох, матушки мои, – донеслось откуда‑то с крайнего огорода, дружинники обернулись и увидели выкарабкивающегося из зарослей крапивы трясущегося, с перекошенным от ужаса лицом Ерёму. Падун, оказавшийся к проводнику всех ближе, с усмешкой протянул ему руку, помогая явиться на свет Божий.
Белояр подошёл к нему, внимательно осмотрел. Убедившись, что, как и остальные, Ерёма не получил видимых увечий, десятник буркнул:
– И что это было? Ты знаешь, человек?
Ерёма энергично замотал головой, отчего из его всклокоченных косм м бороды полетели в стороны прошлогодние прелые листья.
– Вижу в первый раз, клянусь Велесом! Нечистые это дела, как и пропажа всех в нашей деревне…
– Ну, куда народ подевался, мне‑то теперь ведомо, – Белояр мотнул головой в сторону леса, на опушке которого темнели пятна пепла – всё, что осталось от не слишком расторопных разбойников. – А вот кто наслал на деревню, да и на нас эту нечисть, нам ещё разбираться предстоит. Сам‑то что думаешь, селянин? Допрежь случалась у вас такая напасть?
Ерёма опять замотал головой.
– Нет, чтоб мне провалиться на месте, княжий человек! Даже староста наш, Радослав, как первые двое пропали, сразу же меня к вам снарядил, благо, узнали мы, что дружина княжья в наших местах заночевала…
Белояр покивал, поправил перевязь щита, закинул его за спину, меч, однако, в ножны убирать не стал.
– А где тот басурманин, коего Шумило на аркане приволок? – вдруг вспомнил он. Обернулся к десятку. Шумило, неожиданно смущённый, вышел вперёд и протянул десятнику обгоревший конец кожаного ремня.
– Вот, – дружинник понурился. – Всё что от ирода осталось… Хотел бежать, когда мы все в траву мордами полегли, да под проклятый огонь попал. Токмо чува́ки и остались…
Белояр покачал головой, взял из рук дружинника остатки аркана, внимательно осмотрел, даже принюхался. Отбросил в сторону. Вздохнул.
[1] Здесь – броню.
