Будь моей. Книга 2

Черт бы все побрал!

На лбу выступает пот, грудную клетку стягивает от нехватки кислорода.

Тру виски.

Спокойствие, вернувшееся ко мне пять минут назад, превращается во взвинченность, которую задушить можно только бутылкой красного вина!

– Я не хочу больше слышать это слово. – Делаю голос строгим. – Ладно?

– Ладно. Хочу, чтобы ты спала дома, мамочка, – громко всхлипывает Софи, прижимая кулачки к груди.

Ее бездонные серые глаза наполняются слезами. Нижняя губа поджата и дрожит.

Делаю глубокий вдох и нервно оглядываюсь через плечо.

Рязанцев приподнимает руку с часами на запястье, напоминая о времени.

Отвернувшись, смотрю на дочь.

– Хорошо, я вернусь сегодня домой. Но только сегодня. Договорились? И ты сейчас пойдешь со мной и скажешь Егору спасибо за игрушку. Да?

– Да… – шепчет, опустив взгляд, протирая кулачком щеки.

Мы возвращаемся назад и проделываем оговоренный ритуал.

Моя дочь выглядит так, будто ее привели на каторгу, но этот спектакль меня не обманывает. Через пять минут она забудет об этой трагедии и пойдет смотреть своих белочек, выкрутив мне на прощание руки.

Она маленькая, хитрая и упрямая, как баран. Я понимаю это. Понимаю головой, но каждый раз иду у нее на поводу, стоит ее глазам увлажниться.

Сев в машину, я пристегиваюсь ремнем и стараюсь увидеть за оградой парка удаляющиеся силуэты моих мамы и дочери, но мешают деревья и мельтешащие по дорожкам люди.

Изнутри меня подтачивает все тот же червь. Мандраж, от которого хочу избавиться.

– Извини, – говорю Рязанцеву. – Такой у нее характер…

– Я не обижаюсь на маленьких детей. – Егор расслабляется в водительском кресле, выезжая с парковки.

– Зря, – говорю примирительно. – Дети бывают очень жестокими, знаешь? Я не хочу, чтобы она позволяла себе такое.

– Ей всего четыре, Арина. Ей не понравился гусь, я понял. В следующий раз будет пони. Закажи что‑нибудь на ужин, – меняет тему Рязанцев, перестраиваясь в нужный ряд.

Я разглядываю его профиль, думая о том, стоит ли его грузить. Софи любит зайцев, и я говорила ему об этом несколько раз, но у него слишком много других забот, чтобы заморачиваться такими мелочами, как детские игрушки.

– Да… – Достаю из сумки телефон, собираясь оформить доставку еды. – Паста? – предлагаю, открывая меню любимого ресторанчика неподалеку от квартиры Егора.

– На твой вкус. С тобой связался организатор мероприятий?

– Вчера…

– Ты любишь усложнять всем жизни, да? – Он посылает мне кривоватую улыбку. – До воскресенья четыре дня, ты следишь за календарем?

– Сегодня вторник, – намекаю ему о том, что слежу. – И это не я решила закатить грандиозную вечеринку в последний момент.

– Ты забила на ситуацию. Поэтому нам пришлось взять все в свои руки.

Я не хочу спорить.

Отвернувшись к окну, говорю:

– Твоя сестра заваливает мои мессенджеры фотографиями цветов и тортов. Это день рождения, а не свадьба. Как бы ей намекнуть?

Перед нами резко тормозит какой‑то внедорожник, и Егор ударяет по тормозам, рыча:

– Дебил!

От резкой остановки нас обоих бросает вперед. Когда все устаканивается, я уже не могу вспомнить, о чем мы говорили, поэтому начинаю с главного:

– Я сегодня вернусь домой.

– Ясно, – без эмоций отзывается Рязанцев.

Он не спорит и молчит почти всю дорогу до дома. В его квартире работает запрограммированная климат‑система. Я чувствую блаженство от идеальной температуры воздуха, когда заходим внутрь, и сбрасываю босоножки, касаясь ступнями прохладного кафеля.

В наших вторниках все так же идеально запрограммировано. Сначала ужин и обсуждение последних новостей, потом… потом мы занимаемся сексом.

Мой брат срочно улетел в Китай и должен вернуться на неделе. Егор не полетел, чтобы остаться здесь и присмотреть за делами, и, слушая о них, я то и дело теряю мысль, проваливаясь в свои.

Мне есть что ему рассказать об этом дне, но я этого не делаю. Не рассказываю ему о том, что вчера у меня появился новый клиент и что мы оба с ним знакомы.

В отличие от всего остального, это меня не грызет.

Даже спустя время Градский остается чем‑то сокровенным и личным. Только моим. Неприкосновенным.

Я просто не могу ни с кем о нем говорить!

Только с Крис, но у нее своих забот выше крыши.

Я без конца гоняю в голове информацию о том, что у него нет детей. И о том, что не хочу знать, есть ли у него жена. Старая или… новая. И о его предложении, которое выбило меня из равновесия.

Я не подобрала для него ни одного дома за вчерашний день, хотя времени у меня было достаточно. Искать, выбирать, подстраиваться под его предпочтения. Вернуть этот проект Андрею – значит повести себя, как капризный ребенок, а я… больше не ребенок… но чувствую себя так, будто запуталась в паутине.

Он предложил ужин. И это то о чем я продолжаю думать.

Быть друзьями с Владом Градским, насколько это глупо? Насколько это реально? Он стал другим человеком? Я точно претерпела необратимые изменения в себе с нашей последней встречи пять лет назад. Моя дочь сделала это со мной, и не только она.

Все эти мысли рождаю сомнения в моей голове. Мысли о том, правильное ли решение я приняла тогда, тогда… в прошлом…

– Я в душ, – говорю Егору, допивая свое вино.

– Угу. – Рязанцев складывает в посудомойку тарелки, бросив на меня взгляд.

Он снял пиджак и закатал рукава рубашки.

Мне привычно видеть его таким, но рой моих мыслей не дает расслабиться до конца. Между нами чувствуется напряжение. Он то и дело всматривается в мое лицо, но никак свои взгляды не комментирует. Моя нервозность такая очевидная?