Человек пишущий

– Да вижу, не верите. Думаете, разыгрываю? А вот, пожалуйста, мой паспорт. Я последнее время обязательно с паспортом хожу. Бывает, идет человек по городу – хлоп и умер. Ну, мало ли? Разрыв сердца, к примеру. Или кирпичом по голове – чпок и лыжи кверху! Не предумышленно, разумеется. А в кармане у того человека паспорт есть, и всем ясно: погибший Глеб Заваркин, тридцати двух полных лет, проживает согласно прописке вот, смотрите, в соседнем доме. Похоронят за счёт собеса и табличку с именем‑фамилией, небось, напишут, ибо государство у нас какое? Государство наше социальное…. О, смотрите, билеты можно забирать. Вот и дата здесь указана и номер рейса и место даже… Все, извините… мне пора.

– Что за срочность, писатель Арбенин? Успеете вы свои билеты забрать и в магазин «Недорогой» сбегать… чай у меня на кухне вскипел, вы налейте две чашки… я была бы очень благодарна… Сделайте одолжение девушке‑инвалиду, налейте чаю! А лучше даже… знаете что? Перенесите меня на кухню? Знаете, как долго самой туда добираться? Сможете?

– Не составит ни малейшего труда, с удовольствием.

Никогда прежде Заваркин не носил женщин на руках. Чего не было, того не было. И если совсем уж честно, когда в фильме каком романтическом возьмет кто даму на руки и понесет куда‑нибудь, Заваркин всегда отворачивался в сторону, потому что неудобно ему за актеров, стыдновато, но тут, извините, другой случай… медицинский. Он вообразил себя медбратом‑волонтером в белом халате с красным крестом на спине, и от того как бы привычно и профессионально обнял девушку левой рукой за талию, правую совершенно естественно сунул под коленки, поднял и легко отнес, куда она просила: на кухню. Чаю налил в чашки, сел напротив, разулыбавшись тем же самым медбратом.

– А знаете, что я придумала? Возьмите меня с собой на церемонию награждения в качестве гостя, – детским голоском попросила террористка, опустив глаза и помешивая ложечкой в чашке. – Не бойтесь, деньги на билет и проживание имеются. Будете возить повсюду в коляске… жюри к вам обязательно проникнется… Да им просто деться некуда будет, когда тут такая мелодрама на глазах у всех развернется. По крайней мере, две тысячи долларов за доброту вам стопроцентно обеспечены. Купите себе ноутбук…

– Действительно, неплохая идейка. Обязательно над этим подумаю, а пока спасибо за чай. Пора идти.

– Не хотите, значит? Ну, пеняйте тогда на себя, счастливого пути.

– До свидания.

Со скорбным видом, испытывая в глубине души совершенно неоднозначные чувства, но твердым, мужественным шагом Заваркин покинул квартиру. Хозяйка осталась сидеть на прежнем месте с опущенными глазами в позе оставленной, почти брошенной женщины.

Вот как быстро и порой замечательно меняется мир: не далее часа назад летел по ступеням наверх, мечтал погибнуть в жестокой кровавой драке – обратно вышел, пылая вдохновенными грезами о прекрасном будущем, когда бы и без спроса можно было носить такую лёгонькую девушку на руках сколько хочешь, в своё, а может, чем чёрт не шутит, и в её удовольствие. И обязан будешь носить ее так на руках всю жизнь! А ведь счастье это, наверное, возможно, коли она сама, по своему хотению, взяла и зафинтилила в него щёткой… а до того как‑то даже большим кирпичом. Где такой на балконе сыскала? Для чего он у них там лежал? По чью счастливую долю?

Спускался по лестнице медленно, размышляя, специально бросила или случайно чуть не убила? Вообще‑то, учитывая предысторию их заочных отношений, выходило, что со смыслом… Глеб круто развернулся, взбежал на пятый этаж, толкнул по‑прежнему незапертую дверь…

Девушка вполне самостоятельно стояла посреди прихожей, задумчиво вертя в руках сильно истрепанную жизнью одёжную щетку. Кратко глянув на шумно дышащего Заваркина, меланхолически вздохнула:

– Что, решил‑таки загрести две тыщи за доброту?

– Да пошла ты…

 

Глава 4

 

Получив в компании билеты до Москвы, и окончательно уверовав, что приглашение отнюдь не веселый розыгрыш, но серьёзное столичное мероприятие, Заваркин подменился на работе и вылетел в Москву в приподнятом настроении, уже совершенно точно чувствуя себя состоявшимся писателем, которому вот‑вот предстоит стать именитым лауреатом, а главное, обеспеченным на пять лет вперед безбедной жизнью человеком.

Устроители конкурса купили сравнительно дорогие билеты: шесть тысяч туда, шесть тысяч обратно, итого в двенадцать тысяч им обошлась только одна его дорога, хотя в здании аэропорта через каждые две минуты шла реклама полета до Москвы в оба конца всего за пять тысяч рублей.

Забота неведомых олигархов тем более приятна, что связь по телефону держала сама Маша, обладательница чудесного уважительного голоса, вселявшего уверенность в себе. Она честно предупредила, что встречать Глеба в аэропорту никто не будет, но, собственно, он на это даже и не рассчитывал.

Действительно, поди – попробуй встретить сорок финалистов, летящих и едущих из разных концов страны и мира. Гостиница для вселения указана, схема транспортная, как добираться, известна, что они маленькие дети? Сами распрекрасно найдут праздник своей писательской жизни.

После набора высоты в вип‑салоне за шторкой началось свое отдельное веселье: звяканье, бульканье, смех и чмоканья, по обрывкам фраз было ясно, что за шторкой летит некий высокопоставленный чиновник или депутат со свитой журналистов, освещающих его визит, и как только командир лайнера окончил речь по радио с пожеланием счастливого полета, стюардессы немедленно повезли за ту плотную шторку в узких, размерах как раз в проход, коробах на колёсиках по проходу меж кресел шампанское с закусками, пиво с закусками, водку и коньяк с закусками.

Со временем веселье умножилось кратно, подбадриваемое звонкими, радостными женскими смехом, скоро в туалет выстроилась очередь отнюдь не из детей дошкольного возраста, отдельного туалета для вип‑салона в самолете очевидно предусмотрено не было.

– Хозяин наш летит, – сказал сосед слева.

– Бауэр? – радостно округлила глаза женщина, сидевшая у иллюминатора, – а я думала, что у них специальный самолет для таких высоких персон.

– Может быть и специальный есть, но вот снизошел.

К сожалению, Боинг, как и прежние ТУ‑154, оказался машиной тесной для пассажиров обычного салона. Когда сидящий впереди решил вздремнуть, кресло его опустилось Глебу на колени, и тому ничего не осталась, как застенчиво сунуть левую коленку к соседу, а правую он выпустил в проход, где её тут же взяла на абордаж стюардесса своим быстроходным коробом‑прилавком.

– Тесновато? – полюбопытствовал пассажир слева, дозволивший только что забраться на его территорию.

Больно… вато, черт бы их побрал с этими колясками, бегают туда‑сюда… как гейши.

Сосед весело расхохотался.