Человек пишущий

Отблагодарив Всевышнего, Глеб достал платочек, утер окровавленную физиономию и без того не лучшего вида, после чего принялся злобно зыркать по балконам, что нависли над улицей, в поисках горца с пневматическим ружьем или пистолетом, да где там, экие громады, не увидел никого, а все равно решил сменить побыстрей диспозицию и люди кругом скорей задвигались, обегая со всех плавными траекториями: видят же что бывает, когда тихонько ходишь, да нос не бережешь. Что делать, граждане, а? Опробовал на ощупь – торчит колко‑острое из дырки, надо бы в больницу к хирургу. Травмпункт черте где – на такси надобно ехать, а денег лишь на троллейбус, и то в одну сторону. Бросился скорей в поликлинику, а там, как всегда очередь в регистратуру преогромная, встал в конец, ждёт‑с. Народ с опаской на несчастного Глебушку заглядывался: кто, дескать, такой с окровавлённой мордой здесь пристроился? Не пьяный ли? Не начнет орать, руками махать, не затеет ли драку?

Плотно держа палец на верхней новообразованной в хряще носовой дырке, и отлично понимая окружающих, Заваркин, с как можно более скромным видом, простоял в очереди минут десять, кожей чувствуя, что времечко его истекает. Ага, сам собою нос вроде бы подсох, в таком случае еще раз – Слава Богу! Ну и что, ждать у моря погоды, когда ни паспорта при себе нет, ни страхового свидетельства? Кто такого красивого к хирургу запишет на прием, если тот хирург еще принимает? Пошел вдоль больничного гардероба к зеркалу, где поплевав на платочек, утер засохшую носовую кровь, вздохнул печально, улыбнулся окружающим и поехал на работу. Ой, с такими мордами, а то и похуже – полтроллейбуса едет, кого здесь стесняться?

На дежурство надобно с шести часов вечера заступить – это сейчас главное в его жизни дело. Магазин для покупателей открыт до семи часов, так что пока еще посетители по залам бродят, для домашнего хозяйства товар высматривают. Прошел тихо от дверей следом за одним таким покупателем, встал в свой закуток у стола секретарши, где потемнее, чтобы морду не приметили с распухшим носом, стоит, здоровается с бегающим мимо персоналом. А почему персонал взглядами Глеба настырно обходит? Неужто сочувствуют? Секретарша Люсенька до шести работает, уже ушла, наверное, опять в больницу отпросилась. А он как раз из больницы на смену заявился, не солоно хлебавши: с рогами и пробитым носом.

«Если кто спросит, отшучусь: бандитская пуля, – решил Заваркин. – Нет, бандитские пули. Три. Но я все равно жив, здоров и тучен, и делом не измучен. На своем посту стою всем галантно улыбаюсь. Никто, однако, не интересуется его здоровьем, обходят Глеба, как манекен. А почему так?»

Старший продавец Слава ловит любого покупателя, который появляется в дверях, чуть не в объятия, и тотчас начинает обслуживать со всем возможным политесом. Слава – детина из себя высоченная, пухлая, даже можно сказать амбалистая в своей нездоровой округлости, а глазки маленькие, серые, тонут в щеках, не слишком симпатичен, но с покупателями отменно вежлив, обстоятелен и приятно ласков до такой степени, что тем стыдно делается и хочется поскорее смыться из магазина вон.

А заходят сюда многие прохожие, ибо магазин строительных товаров большой, стоит на пути от троллейбусной остановки к спальному району, через него вечером бежит домой всё местное население. Спрашивают товар простой, потребный в хозяйстве: гвозди, инструмент в виде стамески или плоскогубцев, цемент марки четыреста, песок даже, а известку каждый второй, доски, дюбеля, да чего только не спросят граждане в магазине строительных товаров «кнауф», но ничего подобного здесь нет, испокон веков не было, а эти все равно спрашивают – надеются: а вдруг?

Простых обоев тоже нет – одни структурные, немецкие, в огромных рулонах, ужасно дорогие, ламинат, естественно, тоже германский, линолеум, плитка кафельная и даже мешки с ветонитом – все импортное, немецкое, и поставляется в магазин фирмой из Питера без предоплаты, для владельца конечно удобно, однако местные покупатели… жмутся чего‑то, не берут. Микрорайон слишком окраинный, при заводах строился, прежде весь напрочь рабочий, ныне поголовно безработный после приватизации и закрытия заводов, с переоформления цехов под торговые площади, стало быть малоденежный, на копеечную сдачу металлолома народишко с хлеба на лапшу перебивается, нет, здесь евроремонтов не бывает – простенькие обои в ходу, известь, красочка дешевенькая, гвозди опять же и прочая самая примитивная мелочевка для приведения в божеский вид рассыпающихся хрущевок. Так что напрасно Слава политес демонстрирует, напрасно.

Понимая это, продавщица Юля, худощавая миниатюрная женщина со строгим иконописным лицом, что обзывает иногда Заваркина «му‑щщ‑щина», начала считать в кассе мелочь за полчаса до закрытия, не веря в возможности даже самого Славы что‑либо здесь продать. А вторая продавщица Инна, кокетливая умница и роскошная блондинка, обладательница безупречных форм, загадочного взгляда и чрезвычайно приятного личика, вообще ушла из залов в подсобные помещения. Толи вечерний чай кипятить, толи переодеваться в ночной полет. Короче, не хочет делиться с окружающими своей необыкновенной красотой, да и то сказать: дело к вечеру, к закрытию близится, но почему‑то никто ее на машине с работы не забирает, вот что удивительно, стало быть придется самой драпать по темноте и закоулкам, в связи с чем и укрылась заблаговременно в подсобке – чего нарываться на ночь глядя на пьяного покупателя – любителя прекрасного? Вот ничего не скажешь – умная женщина Инна.

Но для Заваркина главная пока все же Юля, сомнение мучит, почему девушка нынче краснеет, считая мелочь? И все время сбивается со счета, но не злится при этом, меланхолично сама себе улыбаясь? В обычной практике Глебушка старается с ней не контактировать, лишний раз зря не подставляться, юлин ответ на любой вопрос его вопрос всегда один и тот же: «Ну вы, мущ‑щина, размечтались». Так что добиваться от Юли истины бесполезно, лучше Заваркин сделает два шажка до темного коридора, круто развернется, еще шажок косенький – прыг, скок, заглянет в кабинет, о, главбух на месте!

 

– Здравствуйте, Лидия Павловна!

 

Серьезная тетечка слегка поморщилась, чуть‑чуть, самую малость нижним краешком розового лица, вздохнула и ответила: «Здравствуйте», конечно, не отрываясь от бумаг. Дела, знаете, дела… Чего они сегодня все как на подбор краснокожие? Ба… так девушки выпимши! Интересно знать, с какой радости, праздников вроде не намечается? Неужели по поводу зарплаты? Зарплата в подобных случаях – главный повод. Тут его осенило свыше:

 

– А я за деньгами пришел, Лидия Павловна…

 

И также, нехотя и не глядя на чертова сторожа, главбух выдала две захватанные тысчонки. Ну все, живет девка за барином!

Дождавшись техничку Милу Сергеевну, и рассчитавшись с нею, она скоро неторопливой походкой уважаемого всеми человека покинула магазин, Глебушка согбенно шаркая следом сопроводил, закрыл за ней входную дверь, продавцы к тому времени уже сокрылись в подсобке, оформленной под небольшое кафе с тремя столиками, и долго оттуда не появлялись.