Черные дыры

По‑видимому, ему было интересно справиться с моим отношением к букве "Р", а потому он придумал, как мне кажется, гениальный для пятилетнего ребенка ход.

− Скажи трррактор, − рычал Федя.

− Трактор, − без напряжения повторил я, доказывая, что его ученик не безнадежен.

− Вот видишь, можешь ведь! − торжествовал брат и вновь попросил меня сказать слово «орел». Но я с завидным упорством повторил:

− Олел!

В следующий момент нас окликнули мальчишки нашего двора, и мы, забыв об упражнениях со словом, побежали к ним.

Затем у меня отложился в сознании яркими впечатлениями первый класс.

Мама в то время работала медицинской сестрой в интернате, где ей приходилось дежурить и ночами, а потому она устроила туда учиться моего брата, а я попал в другой интернат, что находился через дорогу от нашего дома, на улице Суворова. Я должен был там ночевать в то время, когда мама работала в ночную смену.

Но мне это не всегда нравилось, и я перебегал через дорогу, где находил в своем дворе кого‑то из пионеров для того, чтобы он шел отпрашивать меня у воспитателей. После этого мы играли во дворе и ночевал я дома. Я не любил интернат.

− Это правда, что его мама попросила тебя забрать Игоря домой? − простодушно спрашивала воспитательница у очередного пионера.

− Честное пионерское! − не моргнув глазом и подняв в салюте руку, клялся пионер.

И так вот я, в самом начале своей школьной карьеры, волею судеб обосновался в интернате. Здесь учились дети работающих по ночам родителей. На выходные же всех нас они забирали домой. Вполне нормальная забота советской власти о детях и удобствах родителей.

Есть ли сейчас такое устройство школы, не знаю. Если нет, то неплохо бы восстановить его. Но, конечно же, это тоже накладывает свой отпечаток на психику детей. В каждом классе, как обычно, мальчишки стремились к лидерству, время от времени доказывая свою правоту кулаками. Но только стоило кому‑то со стороны обидеть их одноклассника, как все вставали на его защиту.

Помню, был такой случай. Подвыпивший мужчина решил пройти через территорию интерната, видимо, чтобы сократить путь. По пути он выбросил пустую пивную бутылку. Скажу сразу, что территория вокруг интерната была организована как сад, в котором с удовольствием трудились дети, и бутылка упала в этот сад.

Каждому ученику в интернате разрешалось посадить свой цветок или деревце и ухаживать за ним. Бутылка упала недалеко от девочки, поливающей свою грядку. Она‑то и сделала замечание прохожему. Тот с удивлением посмотрел на нее, решив припугнуть девчонку чтобы больше она и не думала давать советы взрослым дядям, вытащил из брюк ремень со словами:

− Ты, козявка, кого жить учишь?

Девочка‑первоклассница испугалась и закричала. Буквально сразу же рядом появились такие же маленькие, как и она мальчишки. Дети окружили мужика и стали забрасывать его комьями земли. Он сначала хотел их напугать, но уже через минуту бежал от издающих боевой клич одноклассников девочки.

Проучился в интернате я недолго. Если бы не случай, то остался бы там до восьмого класса и был бы совсем другим человеком, и жизнь моя потекла бы по другому руслу. Жалею ли я о том, что она сложилась так, как сложилась? Даже не знаю. Хотя любопытно, чем бы закончилась другая история?

Я очень любил кошек и собак. Дети из интерната, проживая отдельно от родителей, пусть и временно, чувствуют себя брошенными. Воспитатели, как бы они ни старались, не могут им заменить отца и мать, а потому кошки и собаки являются для детей естественной отдушиной. Вот я и поймал лишай, приласкав очередную кошку. Хорошо еще, что это сразу заметили, не то бы заразил всех друзей.

Моя бабушка по маме, Антонина Андреевна, полька по национальности, родилась на Урале, мой прадедушка вывез ее из Варшавы. Бабушка не признавала никаких лекарств кроме цитрамона. Другими таблетками принципиально не пользовалась и лечила себя и близких народными средствами. Для избавления от стригущего лишая у всех родственников и знакомых она применяла жесткие народные методы, а именно выжигала его уксусной эссенцией.

Болячка с успехом была выжжена у Генки с Витькой, детей ее третьего мужа. Но моя мама, опытная медсестра, не позволила бабушке применять ко мне столь варварский метод лечения. После того, как на мою голову в темной комнате направили свет от ультрафиолетовой лампы и лишай засветился зеленым светом, она определила меня в инфекционную больницу, где лежали не только дети, но и взрослые мужики.

В больнице дети быстро набирались «ума‑разума». Методике их обучения могли бы позавидовать знаменитые учителя. Суть его заключалась в том, что их ничему не учили, но ребята жадно впитывали жизненные истории бывалых субъектов. У меня там появился свой кумир.

Это был огромного роста тучный человек с наколкой в виде якоря на предплечье. Он любил лежать с погашенной трубкой во рту и читать газеты, при этом философски комментируя опубликованные новости.

− Капитан, − открыли мне секрет старшие пацаны. А кто‑то по секрету добавил: − Подводной лодки.

Мне так захотелось быть похожим на него, что я за неделю научился читать и писать, спрашивая буквы у больных. До больницы я проучился в первом классе всего пару недель, грамоту освоить не успел. Все ждали своего часа.

Дождался и я. Меня положили под рентгеновскую лампу и стали облучать. Какой‑то «умник» решил защитить на нас кандидатскую диссертацию. Суть его эксперимента заключалась в том, что голову больному в течение пяти минут подвергали воздействию рентгеновскими лучами. Затем, через определенное время, когда волосы на голове, ослабнув, начинали клочьями покидать свое законное место, их выщипывали пинцетом.

После чего прописывали мази и отправляли долечиваться домой. Я ждал этого облучения, потому что мне пообещали, что потом я стану кудрявым.

Пользу этого метода я ощутил через 45 лет, прошедшие после той экзекуции. Меня положили под ядовитые лучи, видимо, практикующий «умник» заболтался с медсестрами, потому вместо пяти минут я пролежал так около часа. Помню, прибежали, ругаясь, врач и медсестра, выключив «глаз Циклопа», так лампу обозвали больные, отвели меня в палату. Я понял, что случилось что‑то нехорошее, и в этом виноват врач, решивший написать диссертацию. Я заплакал и пообещал ему:

− Приедет мой дедушка на экскаваторе и закопает вас под землю.

Дедушка с бабушкой забрали меня из больницы. Я им все рассказал. Был устроен громкий скандал. Для начала в больнице, а затем и в вышестоящей организации, но тем не менее никого из медперсонала больницы не уволили. Дома мама мазала мне голову какой‑то мазью, отчего каждый день на пятнадцать минут голова моя превращалась в огненный шар. Спасало лишь то, что у наших соседей был вентилятор.

Через некоторое время после лечения рентгеновскими лучами я начал рифмовать слова, не понимая смысла этого процесса. Больше того, моя мама заметила, что люди, которые обижали меня, в скором времени умирали. Что и случилось с тем «умником»‑врачом, да и не только с ним.