Черные дыры

Ее открытые стройные ножки, словно великолепно вылепленные античным мастером, захватили мой взгляд. Она закончила свою работу, сдула с глаз, упавшие на них волосы, улыбнулась своей неподражаемой улыбкой и предложила покататься на санках с горки.

Мне было все равно: покататься так покататься. Недалеко от дома, где я жил, городские власти каждый год зимой насыпали высокую, с трехэтажный дом, гору и укрепляли ее водой, замерзающей в лед. Получалось метров с полсотни «веселой» дорожки, по которой со смехом, визгом и гиканьем катались подростки.

Самым шиком у отчаянных ребят считалось съехать по ней вниз, стоя на ногах и не упасть. Недолго думая, я решил удивить Олю и повторить трюк.

Но когда мы подошли к месту под названием «горка», я понял, что не только на ногах, но даже и на санках съехать не смогу. А местные дети, кто на чем, летели вниз по укатанному снежному склону, насыпанному под железнодорожные пути. Мне же крутая высота почему‑то показалась запредельной.

− Ну что, давай, садись, − смеясь, предложила мне Оля.

Я еще раз посмотрел на летящих с головокружительной высоты и подскакивающих на санках на каждой ухабине ребят, и у меня пропало желание повторять это.

Но как‑то надо было держать марку, не показывать же обожаемой мною девочке, что я испугался. И было чего. Внизу росли березы, а юные каскадеры неизвестно как умудрялись избегать столкновения с ними.

− Ну, давай! − снова предложила мне Оля.

Я сделал вид, что замешкался, а девочка, прыгнув на санки, словно на Конька‑Горбунка, стремительно понеслась вниз. Скажу честно, мне даже стоять на той высоте было страшновато. Но все‑таки Оля убедила меня. И, когда она поднялась опять наверх, мы уже вдвоем, на одних санках, съехали с горы.

«Как они целыми днями катаются с такой крутизны?» − подумал я, за один раз успев отбить себе все внутренности.

Хотя, кто его знает, может быть, у меня и произошла мутация после облучения головы при лечении лишая. А разного рода встряски тоже наложили свою печать. И, может быть, именно те события моей предыдущей жизни направили меня по моему дальнейшему жизненному пути? Кто его знает? Но тем не менее я жил в Москве, отслужил в армии, окончил аспирантуру строительного института, к тому же писал стихи, которые привели меня к дверям Литературного института имени Горького, единственного в мире. В преддверии выхода в свет своей первой книги стихов под названием «Прозревшая высота» в 1989 году я забросил эти стихи в Литературный институт.

Так, на всякий случай. Было интересно, какая будет реакция на них, а мне − раз и прислали вызов: «Вы прошли творческий конкурс и приглашаетесь на вступительные экзамены».

Вот оно, удивительное предчувствие исполнения желаний. Какая там кандидатская, если выходит настоящая книга твоих стихов.

И я, простой прораб, правда, написавший кандидатскую диссертацию, вдруг поднялся на высокий уровень души, души российского народа. И появились у меня другие желания и ориентиры. Мой Монблан с вершиной, покрытой вечным снегом и затянутый облаками, поманил к себе своим величием и непостижимостью.

Что ни говори, азартен человек, а потому всегда принимает вызов судьбы. А вокруг начиналось какое‑то смутное и турбулентное время. 1989 год, рушится советская власть. Изо всех щелей выползают разного рода предатели. Обесцениваются моральные понятия, их подменяет полная аморальность.

В головах у людей началось брожение, еще бы: задули западные ветры. Народ, как пьяный, радовался непонятно чему. Умные люди поговаривали:

− Зомбируют нас, что ли? Чему радуемся? Тому, что не сегодня‑завтра не станет Советского Союза?

А я был вне политики. Потому, что моя главная мечта − поступить в Литературный институт. И благодаря этому начать жизнь с чистого листа.

Во дворе Литературного института стоит памятник Герцену. У него такой вид, будто он что‑то опять затеял. Под ногами – золотой ковер из листьев. И мы, абитуриенты, выходим во двор духовного чистилища и курим в ожидании своей участи. Мне нашептывают, что я уже прошел, так как на собеседовании получил «отлично». Но разве можно успокоиться, пока не увидишь приказ о зачислении? А вокруг страждущие и все в своем сознании непревзойденные гении, к тому же многие дети или внуки известных писателей. Идут по стопам родителей, не обращая внимания на народную мудрость «На детях гениев природа отдыхает».

Но не в сталевары же им идти. Прошли те времена, когда поэты и писатели были выходцами из народа. Есть, конечно, и не писательские дети. Но это так – для антуража, для последующего отсева. Кто‑то и пройдет, иначе выродится писательская братия. Но страшно мал их круг по отношению к потомкам писателей. А как же преемственность поколений. Это я потом узнал, уже учась в институте, что так называемые «писдети» занимают места одаренных девчат и парней. И так, в основном, везде. Сын генерала − генерал, сын тракториста − тракторист. А я здесь, как залетевший бабьим летом на паутинке, неизвестно откуда взявшийся паучок.

Я гулял по рыжей листве, в мыслях прокручивая заново прошедший экзамен, и радовался окончанию этой гонки. Навстречу, под руку с какой‑то женщиной, шла Она. Только что закончился дождь, и на небе появилось золотое осеннее солнце. Капли дождя, перед тем как упасть под ноги, зависали на пока еще не сорвавшихся для своего последнего полета листьях, преломляющими свет сережками.

Осень! Восхитительная пора, воспетая поэтами и влюбленными. Я взглянул на солнце и увидел каплю, а через нее весь окружающий меня мир, окрашенный радужным цветом.

Женщина и девушка поравнялись со мной и остановились.

− Ну, как экзамены? − спросила меня, видимо, мама девушки.

Я внимательно посмотрел на нее, зачем‑то определяя возраст и решив, что дамочке, похоже, лет сорок пять, не больше. улыбаясь внутреннему состоянию своей души, молча пожал плечами.

− А… − закатив глаза, словно устремляя свой взгляд на небеса, издала неопределенный звук девушка.

− Вы первый раз поступаете? − поинтересовалась женщина.

− Да, а что?

− Желающие учиться в этом институте поступают по много раз, и не факт, что поступят. А вы работаете или на вольных хлебах?

− На чем? − переспросил я.

− Писатели, в основном, живут на вольных хлебах, они − богема, − многозначительно пояснила девушка, − пишут и нигде не работают.

− Нет, я простой прораб, правда, еще кандидатскую диссертацию по железобетону написал. Я не привык ничего не делать.

− Похвально, − вновь вступила в разговор женщина.

− Хвалиться тут нечем, − отмахнулся я.

− Напрасно скромничаете, на таких тружениках, как вы, стоит наша страна, − улыбнулась абитуриентка.

− Скажете же, − ответил улыбкой я.

− А знаете, сегодня во сне я уже ходила по этой тропинке и, не поверите, встретила вас, − все так же, словно находясь за облаками, поведала мне девушка.