Чёрный Яр, 13
– Па‑а‑ап?..
– Я займу комнату наверху, – заявил он срывающимся от еле сдерживаемых слёз голосом, – там светло и прекрасный вид. Тебе, конечно, плевать, но мне, как писателю, это необходимо для вдохновения.
– А мне?!.
– Тебе не всё равно где спать? Неблагодарная…
Неблагодарная пнула ступеньку и выскочила во двор. Сдёрнув с бельевой верёвки полотенце, она побежала через малинник к тайной калитке, ведущей на пляж.
––
…Река сверкала ослепительно и призывно. И нежно шелестела мелкой рябью о пышный белый песок. Она остудила обиду, а горячее солнце приласкало. Навалявшись вволю на своей любимой отмели, успокоившись и почти примирившись с бесцеремонным выселением, Женька поплыла к берегу.
На её полотенце, скрестив ноги, сидел Артём. Немного замешкавшись, купальщица всё‑таки вылезла из воды, поспешно подобрала джинсы и, неловко оступаясь, принялась натягивать их на мокрые ноги. Незваный пришелец молча и с нескрываемым удовольствием за ней наблюдал. Женька подумала, насколько живописный вид имеет сейчас её грудь, облепленная мокрой майкой. Уши её вспыхнули.
Как он вообще здесь оказался? Чёрт…
– Отдай полотенце, – бросила она неприветливо, застёгивая ширинку.
– Зачем?
– Мне холодно, – она потянула за край. – Что ты тут делаешь?
– Никто ещё при тридцати градусах жары насмерть не замёрз, – ухмыльнулся он. – Не слышал о таких прецедентах. Но в любом случае, – Артём перехватил её за руку и потянул на себя, – могу помочь, – Женька потеряла равновесие и воткнулась коленками в песок. – Согреть… – прошептал ей прямо в губы.
Спину защекотали мурашки…
Вот ещё! Да за кого он её принимает! Женька упёрлась свободной рукой ему в грудь.
– Пусти…
Повременив какое‑то время, он всё же разжал пальцы и поднялся на ноги. Она стряхнула полотенце от песка и накинула на плечи.
– Ты мне нравишься.
– Какая честь для меня… А я‑то думала, у тебя просто гон, а перепихнуться не с кем.
– Зачем ты так?
– Послушай, – Женька посмотрела на него прямо и сердито, – я замужем. Понятно? И сюда приехала не за летней интрижкой…
– Ну да, – Артём зло хмыкнул. – Как это я не дотумкал? Верная жена в бегах. Мужа своего любит и безусловно восхищается его беспримерными качествами – но, блин, на расстоянии. И чем то расстояние больше, тем любовь горячее. Так что ли?
– Да какое твоё дело?
– Да никакого! Просто, как самоназначенный бичеватель пороков общества, хочу сообщить тебе: то, что ты считаешь нравственностью – на самом деле обыкновенное гнилое ханжество!..
– Пошёл ты!.. – Женька повернулась и быстро побежала вверх по тропе.
Какова скотина! Чёртов самовлюблённый болван! Вы погляньте, как распсиховался из‑за отказа! Не привыкши? Что ж, нужно было послушно опрокинуться на спину, чтобы его не расстроить ненароком?..
Нужно было?.. Нужно было… Ей ведь этого так хотелось в то мгновение… Так хотелось почувствовать его губы… Почему она его оттолкнула? Чем плоха летняя интрижка? Может, она подарила бы ей ту порцию нежности и счастья, на которые судьба так долго скупилась?
Может быть… А может быть и не подарила бы. Может быть, её легкомысленный сосед свинтил бы после первой же близости, а она осталась локти кусать – без никакой тебе нежности, без счастья, без надежд. С очередным разочарованием.
Да ну и бес с ним! Обойдёмся. После катастрофического крушения семейной жизни с Вовчиком перспектива новых отношений с мужчиной её скорее пугала, нежели вдохновляла.
… В растрёпанных чувствах, продираясь сквозь заросли малины, Женька чуть было не затоптала двух гномов.
– Ой! – сказала она, уставившись на это неожиданное явление.
Мальчишка семи лет, крепко держащий за руку трёхлетнюю сестру, посмотрел на запыхавшуюся хозяйку ясными серо‑голубыми глазами и чихнул.
– Вы чего тут?.. Вы как тут, Степан?
– Здрасте, тёть Жень! – бодро отрапортовал Степан. – А мы вас ждём‑ждём, ищем‑ищем… Мама в доме, с Дмитрием Алексеевичем чай пьют.
Мама уже была не в доме. Она стояла, подбоченясь, на террасе и взирала на Женьку:
– Хороша‑а‑а, – протянула осуждающе, тряхнув ярко‑рыжей крашеной чёлкой. – Мокрая, босая и в полотенце. Так теперь выглядят деревенские нимфы? Чего ты там, в кущах, битый час делала, скажи на милость? Козу пасла?
– И тебе, Сюзанна, здравствуй, – Женька улыбнулась. – Рада тебя видеть.
– Надеюсь, что так, – Сюзанна сбежала по ступенькам вниз, – потому как мы к тебе надолго, – она направилась было к подруге для приветственных объятий, но внезапно остановилась. Её совершенные, красиво подрихтованные брови поползли на лоб: – Ого! Так вот кто тебя в кустах так долго развлекал…
Женька покраснела. Артём вежливо поздоровался с гостьей и, обойдя хозяйку по широкой дуге, скрылся за углом дома.
– Ты, я вижу, времени тут зря не теряешь, – подруги, наконец, расцеловались, – и это в то время, как несчастный, брошенный супруг с факелами разыскивает свою ветреную жёнушку, – она весело рассмеялась. – Ничего так парень, можно залипнуть… Да не боись! Знаешь же: мужики моих подруг для меня не существуют! Табу! – она для вящей убедительности прижала руку к сердцу, ничуть не беспокоясь на тот счёт, что знавшая её долгое время Женька все эти годы убеждалась как раз в обратном. – Впрочем, к делу, подруга. Найдётся в этих хоромах для меня и моих спиногрызов угол?
– Найдём, – заверила Женька. – Что случилось‑то?
А случилось дело обыденное и до безобразия банальное. Банку, ссудившему Сюзанне покупку и обустройство мастерской, надоело месяц за месяцем и год за годом выдавливать из неё платежи по кредиту. Дело передали коллекторам. Те, по словам недобросовестной заёмщицы, оказались натуральными бандитами, посмевшими апортировать указанную банком жертву и угрожать тем самым её тонкой художественной натуре тягчайшими стрессовыми ситуациями.
– Я скормила этим ненасытным рожам уже две стоимости мастерской! – подруга негодующе потрясала плюшевым медведем дочки. – А они пытаются из меня ещё и третью выдоить. Кровопийцы! Хватит, с меня довольно! Довольно я кормила этих упырей! У меня, между прочим, дети! Им ведь тоже должно что‑то перепадать от трудов моих праведных!
– Что ж ты теперь всю жизнь будешь от них бегать? – поинтересовалась Женька по дороге на кухню.
Сюзанна нетерпеливо передёрнула плечами:
