Чёртовы кресты
Тим взвился:
– Ты предполагаешь, что эти вот палка‑палка – астеризм обычный? И какой?
Тим раздражался. Слишком уж странные теории выдавали его коллеги. Слишком всё было как‑то… За уши притянуто. Слишком фантастично, мистично и ничем – совсем ничем – не подтверждено. Неправдоподобно и наивно. И это очень раздражало.
– Да хоть бы и созвездие Лебедя! – Лика тоже чуть повысила голос. Потом схватила карандаш и в два росчерка нарисовала созвездие на каком‑то листке, одиноко лежавшем на столике. А потом ткнула в места, где должны бы быть звёзды, оставив тёмные глубокие точки в бумаге.
– Да вы с ума посходили! – взвыл Андрей. – Это же недельный отчёт Колокольчику! Я его уже закончил! Почти! Пока на гравюру эту проклятущую не наткнулся…
Лика виновато притихла.
– Бери ластик, любительница поэзии, и стирай, чтобы и следа не осталось! А ты, Тимур Сергеич!..
– А я пойду. Мне к проводнику надо, за этими… как их… за ними, в общем.
И вышел из купе.
– Да‑а‑а‑а… – Андрей рухнул обратно на жёсткий диванчик. – Дела.
– Я всё исправлю, не волнуйся, пожалуйста, – ласково‑ласково заговорила Лика и принялась оттирать несчастный отчёт.
Андрей только рукой махнул:
– Да не в бумажках дело. Просто в который раз убеждаюсь, что только истина приведёт к свободе. Но сначала она приведёт нас в бешенство.
Лика только закивала в ответ, уничтожая созвездие Лебедя.
Дверь в купе снова застенчиво отъехала.
– Проводника нет, – тихо сказал с порога Тимур. – И я зашёл в вагон‑ресторан. С брусникой пирог будешь, Лик? Андрюх, с картошкой не было, взял с грибами два.
– Извинения в виде сухпайка принимаются, – Андрей цапнул из пакета ещё тёплый пирог и откусил сразу половину. – Я говофрю, форт ф ней, ф эфтой графюрой.
– Да, – поддержал Тимур, – отложим пока. Будем пока считать, что нам это померещилось. Всем нам.
* * *
Не прошло и трёх часов, а поезд уже притормаживал перед границей. Тима всегда удивляла какая‑то маленькость и даже игрушечность Европы. Из одной страны в другую ехать как из Москвы, например, в Тверь. Всё рядом. А ведь совсем недавно они были дома, а теперь уже въезжали в Польшу. Почему‑то вспомнилась шутка про то, что весь мир пугает, что Россия измеряет другие страны в своих областях. А чего боятся‑то, если так оно и есть? Факт же. А он – штука упрямая. И прямая. В отличие от дорог, которые у нас скорее направления.
– Тимур Сергеевич? – окликнул его Андрей. – У тебя такой вид задумчивый. Что‑то случилось?
– Да нет, удивляюсь расстояниям. Я как‑то пытался по карте посчитать точные размеры России в километрах, получилось что‑то уж очень далеко и долго. А тут – раз! – и на месте.
– Парадокс ещё в том, – не смог удержаться Андрей, – что самая западная точка России лежит в восточном полушарии, а самая восточная в западном!
– Голова у тебя, Андрюха, конечно… – ответил Тимур.
– А что голова? Нормальная голова, красивая даже, если в профиль, – Андрей повернулся к Лике. – Ничего же? Да? Есть на что посмотреть?
Лика хихикнула, но комментировать не стала. Новая сотрудница всё ещё стеснялась коллег и пока не знала, где они шутят, а где серьёзны. Андрей действительно был ничего так, симпатичный. Но говорить ему об этом сейчас точно не стоило. Раньше, когда сидели в кафешке, может, и сказала бы. Но не сейчас.
В дверь купе постучали. Ответить ребята не успели, дверь плавно отъехала в сторону, и вошли два пограничника. Коротко поздоровались, глянули документы и визы, на рюкзаки даже внимания не обратили. Вышли, чуть прикрыв дверь.
– И всё? – разочарованно спросила Лика. – Я ждала чего‑то интересного. Граница ж.
Тим и Андрей синхронно пожали плечами.
– А кто это у нас такой чудесный тут, – вдруг засюсюкала Лика. – Чей это нос у нас шладкий?!
В не до конца закрытую дверь действительно просунулся собачий нос. Вслед за носом появился и его обладатель – довольно миролюбивого вида пёс. Помесь немецкой овчарки с кем‑то вроде колли. Пёс, крутым боком отодвинув дверь пошире, протиснулся в купе и стал обнюхивать рюкзаки, его‑то они интересовали очень и очень.
– Запрещённое ищет, – сообщил Андрей и на всякий случай подобрал ноги на полку, чтобы не мешать службе мохнатого пограничника и не загораживать доступ к вещам.
– А может, он голодный просто? – Лика уже запустила руку в пакет с сушками.
– Служебных собак кормить запрещено! – ответил за пса Тимур. – Да и не возьмёт он, они умные и дрессированные.
Умный дрессированный пёс строго посмотрел на Тимура, потом развернулся к Лике, задев пушистым хвостом Андрея, и слизнул предложенное Ликой угощение. Внимательно осмотрел пустую руку, сунул нос прямо в пакет и стал упоительно хрумкать.
– Это же наши королёвские сушки! – воскликнул Андрей. – Я их специально купил, чтобы вдали от Родины съесть, размышляя о нелёгкой судьбе следователя на чужбине.
– Ой, ну Андрей Андреевич, – Лика улыбнулась. – Неужели вам жалко для такого красавца?
– Фу! – прикрикнул Тим. – Фу, тебе говорят!
– Мне кажется, Тимур Сергеевич, он не понимает по‑русски, – вставил Андрей, отряхивая шерсть с майки.
– А как будет «фу» по‑польски?
– А уже и неважно, коллеги, – Лика положила опустевший пакетик на стол. – Тебя погладить‑то можно, служебный?
Пёс грустно проводил взглядом шуршащий пакет, ткнулся мохнатым лбом Лике в ладонь и, развернувшись, осыпая шерстью всех троих, поскакал в коридор. Досмотр сам себя не досмотрит. А тут и так всё понятно – сушки закончились, ничего более привлекательного по сумкам не разложено.
После паспортного контроля, тщательного осмотра багажа и стряхивания шерстинок с одежды ребята вновь расселись по полкам.
* * *