Дебютная постановка. Том 2

Петр опустился на пол рядом с диваном, поднес снимки к глазам.

– Ну ты даешь, – выдохнул он.

В толпе на фотографиях мужчины в пальто и меховых шапках, в форменных шинелях и фуражках, у некоторых на головах папахи, женщины в черных платках.

– Похороны Садкова? – предположил он неуверенно.

– Я тоже так подумала. А те трое, на которых дырки, все в шинелях. Интересно, кто это?

Лица на снимках были совсем мелкими. Петр напряг зрение, прищурился. Нет, не получается.

– У нас лупа есть?

– У тебя в ноже, – ответила Карина не задумываясь. – А нож ты в последний раз брал, когда приворачивал шуруп на кухне, на дверце шкафчика, тебе нужна была отвертка. Наверное, там и оставил. Принести?

– Я сам, – вскочил он.

Нож и в самом деле валялся на кухне на подоконнике. Чего в этом ноже только не было! В толстой рукоятке прятались и штопор, и отвертка, и кусачки, и пилка для ногтей, и ножнички. Даже маленькая лупа была.

Под увеличительным стеклом лица не стали четче, наоборот, черты размывались, но зато сделались крупнее, и в одном из мужчин Петр без колебаний опознал Николая Андреевича Губанова, только значительно моложе. Ну да, на сорок лет, если на фото действительно запечатлены похороны следователя Садкова. Вот интересно, с какого перепугу эмвэдэшный кадровик Губанов заявился на похороны следователя областной прокуратуры? Был лично знаком? Или как? Уж сколько часов Петр разговаривал с Николаем Андреевичем, а тот ни разу не обмолвился о том, что знал Садкова. Вот же хитрый лис! Хотя, возможно, он вовсе не хитрый лис, а полный склеротик и маразматик…

Второй из помеченных Кариной персонажей тоже в форме, но сколько звездочек на погонах и большие эти звездочки или маленькие, с того ракурса не видно. Молодой, высокий, плечистый. Кажется, даже симпатичный.

Третий – невысокий, с двумя звездами на погонах, подполковник.

– А Галина там есть? – спросила Карина. – Дай я сама посмотрю. Интересно, какой она была в молодости. Должна быть обалденно красивой.

Петр протянул ей фотографии и лупу. Карина долго рассматривала снимки и разочарованно вздохнула:

– Вроде нет. Во всяком случае, я не нашла. Зато есть вдова Садкова, вот эта, видишь?

– Почему ты решила, что это она?

– Ее с двух сторон поддерживают под руки. Обычно так бывает с матерями и женами, но тут явно не мать, взгляни.

Петр посмотрел и признал, что Карина права. Женщина, которую поддерживали под руки двое мужчин, в матери Садкову не годилась. Кроме того, налицо было заметное сходство вдовы с сыном, с которым Петр встречался совсем недавно. Значит, вот как выглядела мать Валентина Евгеньевича, всю жизнь поносившая покойного мужа за измену и воспитавшая детей в стойкой ненависти к нему…

«А что, если дело именно в ненависти? – вдруг подумал Петр. – Не было никакого убийства из ревности, просто женщина не смогла простить измену. Сначала надеялась, что все наладится, муж наиграется в страстную любовь и вернется, держала себя в руках, перед детьми берегла репутацию отца и лгала про трудную работу и длительные командировки. А когда Садкова убили, поняла, что ничего уже не станет, как прежде, и все ее многомесячные усилия, все попытки смирить гордость и изображать всепрощение, все те унижения, которые она претерпевала, – всё было напрасным. И она сорвалась. Любовь и готовность простить мгновенно переродились в лютую ненависть. Она даже не захотела, чтобы дети считали отца героем, павшим при исполнении служебного долга. Сын и дочь должны были всю жизнь думать о нем как о мрази последней. Что ж, вдова своего добилась».

– Получается, Губанов еще может рассказать много интересного, – заметила Карина, когда Петр поделился с ней своими соображениями. – Он и на похоронах был, и Галина о нем слышать не желает. За что же она его так ненавидит? Что он мог ей сделать?

Они в четыре руки резали зелень и овощи на салат, на плите в кастрюле варились спагетти.

– При этом объектом ненависти является не только Губанов, но и еще двое каких‑то ментов, – добавил Петр.

– Уверен, что ментов? Может, это прокурорские? Ты хорошо рассмотрел знаки отличия? Там точно милиция, а не юстиция? Или, может, внутренняя служба? Или военные?

Петр осекся. Карина права, он отметил только сам факт форменной одежды, а знаки не рассматривал. Разве реально на такой мелкой фотке разглядеть петлицы и прочие детальки? У военных и офицеров внутренних войск форма зеленая, у милиции – серая, у юстиции – синяя. Будет ли отличаться цвет на старой черно‑белой фотографии? Может, хоть так…

Он торопливо вытер руки кухонным полотенцем и помчался в комнату. Поднес фотографии поближе к свету, всмотрелся. Да, цвета отличаются. У Губанова один, чуть темнее, у двоих неизвестных – другой, то ли светлее, то ли другого оттенка. Странно… Если Николай Андреевич носил серую милицейскую форму, то к какому роду войск могли принадлежать эти двое? У кого форма более светлая? Черт! Это было так давно! Петр тогда еще не родился, его родители даже не познакомились, откуда ему знать, кто какую форму носил в те годы.

Надо позвонить Каменской, она должна помнить.

Она действительно помнила.

– У военных моряков, – тут же ответила она. – Они могли носить белые кители. У маршалов и генералов всех родов войск парадный китель был светло‑серым. А откуда такой странный вопрос?

Но Петр пропустил вопрос мимо ушей. Ему нужны были ответы.

– Если Губанов носил серую форму, то кто мог носить более светлую?

– Сильно более светлую?

– Нет, совсем чуть‑чуть, оттенок другой. На черно‑белой фотографии. С похорон Садкова, – уточнил он зачем‑то.

– Я смотрю, вы значительно продвинулись в своем расследовании, – усмехнулась Каменская. – Должна вас разочаровать, Петенька, Губанов мог носить милицейскую форму только в начале своей карьеры. Если речь идет о восьмидесятом годе, когда хоронили вашего Садкова, то все кадровики министерского уровня уже носили зеленую форму и аттестовывались как офицеры внутренней службы. А вот та форма, которая показалась вам чуть‑чуть другого оттенка, как раз может быть милицейской. Речь о кителе или о шинели?

– Шинель. Похороны были в холодный сезон, гражданские все в зимних шапках.

– А знаки отличия? Кокарды, петлицы, шевроны, значки на погонах?

Да сговорились они, что ли?! Сначала Карина, теперь вот Каменская.

– Не видно, Анастасия Павловна, очень мелко. Я уж и с лупой рассматривал.

– Тогда вам остается только спросить у самого Губанова, кто эти люди.

– Да я понимаю, но…

Он замялся.

– Вас что‑то смущает? – догадалась Каменская.

– Мне кажется, Губанов чего‑то не договаривает.

– Даже так? И вы хотите что‑то узнать, чтобы быть уверенным, что он вас не обманывает?

Пришлось признаться, что все так и есть. Хотя было ужасно неловко.