Десять поцелуев, чтобы влюбиться

Тут же сиганула к лифту, словно сумасшедшая. Губы горели, щеки пылали, руки тряслись.

У‑у‑у, мерзкий мажор! Мой первый поцелуй и тот запорол, скотина такая.

Ненавижу!

Мама уже спала. На кухне ждал ужин и записка – «Дочка, прости. Не выношу с тобой ругаться. Я не должна была так поступать. Поговорим утром»

Есть не могла. Кусок в горло не лез, но мама обидится, если к еде совсем не притронусь. Потому сначала отправилась в ванную, пытаясь прийти в себя под струями прохладной воды. Ледяной!

Вот только ничего не получалось.

Говорят, первый поцелуй самый незабываемый, остаётся в памяти навсегда, словно впитывается под кожу. Но я совершенно точно не желала помнить губы Сотникова всю оставшуюся жизнь!

 

Глава 9 – Терпеть его ненавижу!

 

 

Маша

 

«Повторим?»

 

Сообщение от Сотникова вместо стандартного доброго утра. Я хочу блинов со сгущёнкой, чаю и печеньку, а не вот это всё.

Спасите‑помогите!

Спала отвратительно. Всю ночь снились кошмары. Точно не стоило ужин в себя запихивать, а результат на лицо. Вся в холодном поту, отёкшая, под глазами синяки. Может быть, просто устала. Стресс, постоянные ссоры с мамой. Скорее бы уже в универ.

Повторим!

Так повторим, что на пушечный залп больше ко мне не подойдёт, нахал! Это же надо, а? Ему что больше свои пельменины тянуть не кому? Или Маша Савельева случайно осталась единственной девушкой на всём белом свете?

От одной мысли, что всего какие‑то восемь‑десять часов назад Сотня прикасался своими губами к моим, мгновенно бросает в холод. Фу, жуть же просто! Терпеть его ненавижу!

Забыть бы, выкинуть из памяти, да только жаль… такого средства банально не существует. Если, конечно, кто‑то не ткнёт в меня волшебной палочкой. Да и то, маловероятно.

– Доброе утро! – раздался мамин голос. – Блинчики будешь?

О, блинчики – это прямо в самое сердечко!

– Маш, – мама вошла в комнату и опустилась на кровать рядом со мной. – Я, порой, бываю совершенно невыносима. Забываю, что ты у меня уже взрослая. Хочу для тебя только самого хорошего, я не со зла.

Угу.

Вот только фокус с разбазаренной по всем знакомым одеждой точно был перебор. Реальная жесть.

С другой стороны, половину из них я действительно собиралась вышвырнуть на помойку. Если не всю. Меня больше взбесил тот факт, что это сделала мама. Я бы потом из принципа хранила весь хлам лишь для того, чтобы её лишний раз побесить.

– Мне просто страшно, что ты можешь совершить мои ошибки, наступишь на те же грабли.

Вполне вероятно, что так и будет. Наверное. Но ведь это мои грабли, в конце концов! Нужно делать глупости, падать, чтобы подниматься на ноги сильной. Не будет же мама по гроб жизни прятать меня ото всех и вся, словно Спящую Красавицу? Так‑то она в итоге укололось веретеном и заснула на целую кучу лет. А в наше время вообще не вариант ждать спасителя‑принца.

Голова на плечах есть, слава богу. А даже, если и обожгусь, то невелика беда. Подую на пальчики, холод приложу, залижу раны, как кошка. Отряхнусь и пойду дальше.

– Скажи, а у тебя с парнем этим всё серьезно? – спросила мама и прикусила нижнюю губу.

С каким парнем? С Сотней что ли? Да Дима и «серьезно» – это просто слова антонимы.

– Глупости! – фыркнула сердито. – Один раз прокатилась с однокурсником, а нас уже поженили. Я ни с кем не встречаюсь, мам.

– Ну, – замялась родительница. – Я только рада, если ты будешь проводить время с молодыми людьми, а не только с Мирой. Только думай про последствия, пожалуйста.

Ауч!

Официально заявляю – мою мать подменили. Настоящую похитили пришельцы, а подсунули взамен какую‑то лайтовую копию. Версия для выходных или праздников. Не, верните назад ту, она мне больше нравилась.

– С чего такие перемены, ма? – скрестила руки на груди. – Если рассчитываешь подкупить, чтобы в магистратуру пошла, то ничего не выйдет. Я в домике.

– Да что эта магистратура, – махнула рукой. – Конечно, это бы не помешало. Но, знаешь, села вчера и подумала. Не хочу, чтобы моя единственная дочь сбегала из дома и боялась назад вернуться. Просто пообещай взвесить все «за» и «против», ладно?

– Хорошо, мам.

Ничего не понимаю…

Какие‑то поистине фантастические перемены. Так не бывает!

– Но я поддержу и любое другое решение. Ты уж прости за вчерашнее, дочка.

– У тебя сдвиг по фазе, мамуль? – вздохнула и всё‑таки вылезла из постели. – Я тоже переборщила, устроила показательную истерику. Мы обе отличились.

– Точно, – улыбнулась она, хлопая себя по коленям. – Ладно, давай прибегай на кухню, а то у меня блины на сковородке. Будем иначе горелые лопать.

Покачала головой, пытаясь как‑то вникнуть в происходящее, но ничего не понимала. Мы редко с мамой говорим вот так просто. Завтракаем, смеёмся, без всяких криков и ссор.

Напрягает эта семейная идиллия. Какое‑то пугающее затишье перед бурей. Но, вопреки всем моим опасениям, утро прошло просто замечательно. С блинчиками, кофе и малиновым вареньем. Пальчики оближешь!

Потом решили пройтись по магазинам, купить что‑то для дома и порадовать самих себя обновками.

Быстренько побежала в душ, отмокая под струями тёплой воды. Завернулась в полотенце и вернулась в свою комнату. Хорошо, что плотно обмоталась. И плохо – не накинула тёплый махровый халатик в пол.

Потому что картина маслом.

Моя уютная кроватка, заправленная розовым пледом, а на ней развалился Сотников с учебником по зарубежной литературе. Причём, книгу этот дебил держал кверху тормашками.