Десять поцелуев, чтобы влюбиться
В последнее время у нас дома всегда, словно на минном поле. Не знаешь, когда именно рванёт и кто станет закладчиком снаряда.
С мамой сложно, со мной – труднее в несколько раз.
Паршивый характер, плюс элитная школа и наглые мажорчики закалили меня, словно побывала не в обычной гимназии, а в каком‑то Мордоре.
– Мария, я тебя разве так воспитывала? – покачала головой родительница и недовольно поджала губы. – И что это на тебе? Надеюсь, пижама.
– Нет, мамочка, – и ослепительно улыбнулась. – Иду на занятия по танцам, после кататься на роликах в парк.
– Танцы, ролики? – выдохнула мама и прижала ладонь ко рту. – Маша!
Ну что Маша?
Уже скоро двадцать один год Маша, а всё одно да потому. Грех, разврат, порок и парни – вот вам и танцы во вселенной Савельевой Ирины Алексеевны.
Нет, я очень люблю свою маму, просто до безумия. Она у меня всё‑таки одна, не считая бабушки. Родственников почти нет, а с отцом… сами знаете.
Проблемы с синхронизацией, пожалуйста, повторите попытку установить соединение с сервером позднее. Где‑нибудь лет через двадцать, а то и тридцать.
Маме было восемнадцать, когда она познакомилась с Разумовским Виктором.
Старшекурсник, настоящая гроза девчонок. Умён, богат и убийственно привлекателен. У них закрутился роман. Но, как говорится, любовь живёт три года, а в случае с циничным мажором – пара месяцев. Максимум.
Наигрался и выкинул на помойку, как надоевшую куклу. Разбил маме сердце, ребёнка умудрился заделать. Конечно, иначе меня бы просто не было, но…
На мужчин мама больше не посмотрела. Доучилась заочно, получила крутую работу в элитной школе, сама дочку на ноги подняла.
Конечно, семья моего биологического папаши пыталась помогать, присылали деньги и бесконечные подарки.
«Подачки», как я люблю их называть.
Мама у меня гордая, ни копейки не взяла и не подпустила никого близко, даже на миллиметр. И я такая же.
Воспитывала меня в строгости. Подготовительные занятия аж с пяти лет, факультативы, репетиторы, потом ещё и гимназия. Ничего бесполезного – вроде танцев, музыки, рисования и роликов. И дружить с богачами категорически нельзя, ибо они попользуются и вышвырнут на улицу. Только бабушка спасала. Я просто обожала ездить к ней на каникулы.
Разумеется, выращенная в клетке, бунтовала, протестовала и требовала свободы. Трудный подросток со всеми вытекающими. Даже поступление на журфак держала в секрете до последнего. Рассказала только после того, как подала документы.
Скандалище был!
– Мам, ты прекрасно знаешь, что я каждый божий день хожу в парк кататься, – ответила, как можно спокойнее. – И танцы у меня три раза в неделю. Может быть, хочешь запретить?
– Нет, конечно. Ты уже взрослая, совершеннолетняя. Своя голова есть… надеюсь. Мария, только про учёбу не забывай. Четвёртый курс, диплом. Нужно думать о будущем.
– Всё под контролем, не переживай.
– О, кстати об этом! – всплеснула она руками. – Я же нашла тебе преподавателя для подготовки к вступительным экзаменам.
Эм… что? К каким ещё экзаменам?
– Мам!
– Маша, не спорь! –вырвала из своего ежедневника листочек с номером мобильного телефона и протянула его мне. – Вот, это Антон Михайлович, он любезно согласился поднатаскать тебя по профилирующим предметам, чтобы без проблем поступить в магистратуру.
Куда блин?!
– Маша, второе высшее нужно обязательно. Можно и не педагогическое, хотя бы…
И как прикажете разговаривать с ней, когда банально хочется взять и придушить голыми руками? Ладно, шучу. Маму я люблю.
– Мамуль, повторю снова – ни в какую магистратуру я не собираюсь. После универа иду работать по специальности.
Родительница со всей дури опустила чашку на кухонный стол, так что всё содержимое расплескалось в разные стороны.
– Сказано, значит пойдёшь. Нос мне воротит! – её голос поднялся на несколько октав выше. – Журналистика – это не профессия.
Заладила. Старую песню о главном. Сил моих больше нет. Надо перебираться жить в общежитие, пока мы друг друга не поубивали. Правда в моём случае только в платное. Я же не иногородняя.
– Сама звони своему Михалычу, – огрызнулась и потопала в коридор, стараясь при этом произвести как можно больше шума. – И в магистратуру иди, если тебе так надо и всё остальное!
– Маша, немедленно вернись! – мгновенно донеслось вдогонку. – Маша, ты меня слышишь?
Ага, сейчас.
Схватила сумку с роликами, сунула ноги в любимые кеды и вылетела на лестничную клетку, словно ошпаренная.
Сколько же можно решать, что я буду делать, а что нет? Как жить, чем заниматься, во что одеваться и с кем дружить? Неужели не понимает, что тупо перекрывает мне весь кислород?
Принялась остервенело жать на кнопку лифта и, когда он приехал, просто без раздумий шагнула в кабину.
– Чего надулась, будто мышь на крупу? – услышала голос своего заклятого врага. – С матерью проблемы?
– Да ты экстрасенс, Сотня.
Впрочем, вид Димы тоже оставлял желать лучшего. Обычно он болтает. Много. Чтобы его заткнуть, надо очень сильно постараться. А тут молча нажал на стрелочку первого этажа и уставился в свой телефон.
– Савельева, а ты в пижаме что ли? – рассмеялся издевательски. – Заучку из дома выгнали?
Да что же не так в моей одежде? Обыкновенные лосины. Правда розовые, с белыми пони. Ну так это для танцев… они удобные, тянутся, движений не сковывают. Да и кофта хорошая – просторная, мягкая, однотонная. Или всё дело в плюшевых ушках на капюшоне?
– У меня занятия по танцам, понял? – первая вышла из лифта и сбежала вниз по лестнице.
– Ты? – не отстаёт ни на шаг Сотников. Прилип, как банный лист! – Танцуешь?
– И? – недоуменно приподняла правую бровь. – Запрещено законом?
– Да нет. Просто в школе ты сидела на скамейке, даже с примитивным бегом не справлялась. Почему тогда не пошла в чирлидеры, м‑м‑м?
Вот делать мне больше нечего. Задницей в труселях перед кучей тупых качков трясти.
Свят‑свят!
