Девочка-лиса
– Совсем скоро сможешь смотреть футбол целыми днями. Всего две недели осталось.
– Знаю я. Вряд ли они так уж быстро пролетят.
Санна вздыхает.
– А как же криминалисты?
– Так ведь самоубийство.
– Но они приедут?
– Они сейчас в северной части острова. Проникновение со взломом в одно из зданий старой военной базы. Но даже если б они не были заняты, ты не хуже меня знаешь: на такое дерьмо они больше не ездят.
Санна старается подавить раздражение: Бернард всегда называет самоубийства дерьмом. Может, потому, что они становятся все привычнее на острове, а может, потому, что полиция на такие вызовы приезжает теперь с единственной целью – прибрать и вывезти мусор.
– Нет, ну если ты настаиваешь на том, чтобы мы с ними ссорились и требовали, чтобы они приехали… – начинает он недовольно.
– Перчатки дашь? – она не глядя протягивает руку.
Он достает из машины коробку, кидает ей и ухмыляется:
– Черт, что ты без меня делать‑то будешь?
Санна ничего не отвечает. Бернард поправляет потертый ремень на широченных вельветовых брюках и следует за ней к мосткам.
– Ее один собачник заметил, когда своего пса тут выгуливал, – поясняет он. – Лежала на поверхности воды в самом глубоком месте. Бедняга до полусмерти напугался. Решил, что озерную деву [1] увидал.
– Он что, живет где‑то поблизости?
– Нет. Тут никто поблизости не живет. Он сказал, что вывозит иногда сюда собаку на прогулку.
На девочке, лежащей на мостках, из одежды одни только поношенные джинсы. Волнистые рыжие волосы липнут к щекам, плечам и груди и похожи скорее на еще один слой кожи. Во всем ее облике чудится какой‑то покой. Если бы не посиневшие губы и не растопыренные, застывшие в окоченении пальцы ног, можно было бы подумать, что она забылась глубоким сном.
Санна натягивает перчатки, обходит тело и начинает осматривать руки девочки. Ни царапины, ногти чистые и аккуратно подстрижены. Она осторожно разворачивает кисти запястьями вверх и видит следы порезов.
– Эй, я слыхал, ты опять отказалась от завидного предложения, – произносит вдруг Бернард.
– У Йона просто сестра работает в том новом агентстве недвижимости, – поясняет он, не дождавшись от нее ответа. – Так что все в курсе, что ты опять отказалась от нескольких миллионов за участок…
– Люди вообще много болтают.
– Может быть. Но разве это так уж плохо? – Санна вскидывает на него раздраженный взгляд. – В смысле, отпустить прошлое.
– Я отпустила.
– Да, но ты же до сих пор…
– У меня есть все, что мне нужно, – обрывает она его на полуслове.
Бернард щурит глаза на ярком солнце.
– Ну да, ты знаешь, что я об этом думаю, – отзывается он.
Порезы на запястьях девочки ровные и глубокие. В один из них забилось что‑то вроде ржавчины, но когда Санна прикасается к ней, та осыпается, как песок.
– Скоро день рождения Эрика, – произносит она и замечает, как Бернард сразу скис.
– Да, точно. Ему бы сейчас четырнадцать исполнилось?
– Пятнадцать.
Бернард криво улыбается. Санна аккуратно кладет руки вдоль тела девочки.
– Мы ему всегда обещали, что будем учить его водить мопед там, на дорожке, которая ведет к дому, и в этот день рождения он сможет сдать на права – продолжает она. – Патрик даже купил «Дакоту», когда он родился, и сам ее усовершенствовал.
– «Пач Дакоту»? Классика.
Санна молчит.
Бернард заговаривает снова:
– Знаю я, это чертовски ужасно. Но он не вернется, ты же понимаешь. Ни он, ни Патрик. А ты не старуха и не страшилище, еще могла бы кого‑то встретить. Неужели ты думаешь, что твой парнишка был бы против? Чтобы ты двигалась дальше?
Санна продолжает молча обследовать тело девочки.
– Одно я, во всяком случае, точно знаю, – не сдается Бернард. – В том доме его уже точно нет. И, держась за все это в попытке сохранить ощущение их близости, ты врешь сама себе. Если хочешь моего совета, так окажи себе услугу и продай дом. Двигайся дальше.
Она осматривает лицо девочки, но не находит никаких признаков насилия. Далее взгляд ее начинает блуждать по сторонам, исследуя землю вокруг тела. Ничего, даже ни одного насекомого.
– А бритву нашли? Или то, чем она это сделала?
Бернард принимает враждебный вид.
– Здесь больше делать нечего. Осталась одна бумажная работа и разговор с семьей. Если только ты сама не хочешь понырять и поискать бритву.
Подходит один из спасателей и останавливается рядом в нерешительности, не зная, к кому из них следует обратиться.
– Что там еще? – поторапливает его Санна.
– Просто хотел сказать, что вот это мы трогать не стали, – он указывает на волосы девочки. В рыжих локонах запутался кусок толстого шнура из туго сплетенных хлопковых волокон. Он обвивается вокруг чего‑то, по виду напоминающего черную резинку. Хотя длиной шнурок всего пару десятков сантиметров, каким‑то образом он смог накрепко запутаться в волосах на затылке.
– Я это просто к тому, что обычно вся дрянь типа водорослей, мусора и всего такого, что прилипает к ним, пока они в воде, обычно сразу отваливается, когда мы их вылавливаем, – продолжил он. – Но эта штука крепко прицепилась. А никого из криминалистов не было, так что…
– Да‑да, вам не о чем беспокоиться, – успокаивает его Бернард.
– Вы там ничего такого не видели, от чего это могло оторваться? – спрашивает Санна.
[1] В скандинавском фольклоре озерный дух, который, как правило, предстает в образе молодой женщины. В отличие от русалки, у нее может не быть рыбьего хвоста.
