Дикая сердцем
– Конечно. Мы оба хотели этого или, по крайней мере, надеялись. И сейчас, наверное, все это кажется немного сумбурным. Джона, удививший тебя в Торонто. Ты, примчавшаяся сюда, чтобы быть вместе с ним. Все так интересно, свежо и ново. Все эти возможности и большие планы. – Ее легкая улыбка задерживается еще на секунду, а затем гаснет, так же быстро, как и появилась. – Но со временем дни начнут казаться длиннее, спокойнее. Вы можете обнаружить, что теперь уже не так сильно жаждете узнать, что ждет вас там, впереди.
– То есть, в принципе, это ничем не отличается от моей жизни до приезда сюда? – Я выдавливаю слабый смешок.
Мои месяцы жизни в Торонто после смерти отца и расставания с Джоной не были ни энергичными, ни вдохновляющими. Большую часть времени я проводила в попытках исцелиться, вернувшись к бездумной, но хорошо отработанной рутине занятий в спортзале, шопинга и посиделок в баре с друзьями, которые внезапно стали мне казаться пустыми и неинтересными. Я перебирала объявления о вакансиях и обсуждала карьеру с хедхантерами, однако меня не привлекло ни одно из их предложений: идея вернуться на работу с девяти до пяти, втискиваться в вагоны метро, целыми днями пялиться в электронные таблицы была для меня перспективой, рвущей душу на части.
Мама и Саймон уверяли меня в том, что причиной отсутствия направленности и мотивации стало то внушительное наследство, которое вскоре получу. И я была согласна с ними. Частично. Но также ощущала и некий тектонический сдвиг где‑то глубоко внутри себя. Мое пребывание на Аляске изменило меня – в той степени, которую не могла точно сформулировать, но и игнорировать которую тоже не могла. Та, кем я была, и та, кем я стала после, – это были уже два разных человека.
А потом я обнаружила на крыльце своего дома Джону, предлагавшего мне переехать на Аляску, и снова ощутила, как движутся эти плиты. И на этот раз, кажется, моя жизнь встала на свое место.
Агнес поджимает губы, словно пытаясь сдержать слова.
– Просто скажи то, что хочешь сказать. Пожалуйста.
Она вздыхает.
– Просто приехать за Джоной на Аляску, пока он летает на своих самолетах туда‑сюда, может быть недостаточно. Не такой девушке, как ты, Калла. Просто любить его будет тебе мало. Это не продлится вечно. – Агнес улыбается, словно смягчая удар своего предупреждения.
Мой желудок сжимается. Я ожидала подобного от своей матери и, чуть в меньшей степени, от Саймона. Но не от Агнес. Может быть, поэтому я не могу так легко отмахнуться от ее слов, словно от цитатки из стандартного воспитательного пособия.
– Чего же тогда будет достаточно?
Потому что я больше не представляю свою жизнь без Джоны.
Пока Агнес обдумывает ответ, проходит несколько секунд. Уголки ее глаз морщатся от раздумий.
– Найди свое собственное место здесь. Что‑то, что станет целью для тебя – Каллы Флетчер. Что‑то твое. – Она медленно кивает, словно соглашаясь с собственным ответом. – Найди это, а затем посвяти этому жизнь.
Я слышу то, что Агнес не нужно говорить вслух. Мои родители были безумно влюблены друг в друга той любовью, которая впивается зубами и не отпускает, даже несмотря на десятилетия разлуки. Но у них ничего не вышло. Если пойду по стопам матери, которая двадцать семь лет назад, забеременев, разочаровалась в совместной жизни с пилотом в диких краях Аляски, сосредоточившись на всем том, что не было ей близко, то независимо от того, насколько сильно мы с Джоной любим друг друга, долго здесь не протяну.
Но мы с Джоной – не мои родители. Мы уже доказали это. Джона доказал.
Знаю, что Агнес наблюдает за мной, а потому улыбаюсь, когда говорю:
– Очень хочу открыть с ним эту чартерную компанию.
Быть может, я и самоучка в создании веб‑сайтов, но что касается маркетинга, то здесь у меня есть нюх, и я с нетерпением жду, когда научусь всему остальному, что от меня потребуется.
– К тому же он согласился переехать, если на Аляске у меня не сложится.
Джона сказал, что ему все равно, где он будет, лишь бы рядом со мной. Что ему не нужна Аляска, если меня здесь нет. Я «разрушила Аляску» для него. В этом и заключается главное отличие Джоны от моего отца.
– Звучит… хорошо. – Взгляд Агнес устремляется вдаль, словно она желает скрыть свои мысли или сомнения, которые могут выдать ее глаза. – Ну, мне лучше вернуться к духовке, а то Мейбл, скорее всего, передержит мясо.
Ощущаю, что у нее остались еще соображения по этому поводу, но, как это обычно и бывает с Агнес, она не упорствует и не настаивает, если не чувствует, что будет услышана. Может быть, именно это и делает ее мнение таким ценным.
Вполне вероятно, именно поэтому я и предпочла не знать, что еще она может сказать по этому вопросу.
– Увидимся где‑то в пять? – уточняю я.
– Можешь сделать картофельное пюре. Никогда не любила с ним возиться. – Агнес подмигивает. – Не сиди на холоде долго.
Молча похлопав по отцовскому кресту одну… две… три секунды, она разворачивается и тащится обратно к грузовику.
Оставляя меня на кладбище снова одну.
– Ты ведь знаешь, что оставил огромную дыру в нашей жизни? – Приносит ли это утешение людям в загробном мире, знать, что их так не хватает тут? – Это не плохо, но она в каждом из нас.
Особенно в Мейбл. На смену кипучей, энергичной двенадцатилетней девчонке, которая врывалась на кухню и говорила торопливыми и несвязными предложениями, появилось более сдержанное и временами угрюмое существо. Агнес винит в поведении Мейбл бушующие гормоны, но не думаю, что кто‑либо из нас действительно верит, что дело только в этом.
Я задерживаюсь на кладбище еще на полчаса или около того, пока мои руки не начинают неметь, щеки колоть, а предупреждение Агнес не пускает в глубинах моего сознания корни. Я болтаю обо всем подряд, закрыв глаза, и пытаюсь вспомнить тихий смех Рена Флетчера.
И с ужасом жду того дня, когда он сотрется из моей памяти.
* * *
Когда проезжаю мимо зеленого «Форда Эскейп» Джоны, из трубы дома в холодный морозный воздух вырываются клубы дыма. Я паркую Ski‑Doo Джоны – или теперь уже наш? – внутри ветхого металлического сарая, спешу по дорожке, которую Джона расчистил лопатой сегодня утром, к крыльцу и стряхиваю снег с ботинок, перед тем как войти внутрь.
На линолеумном полу меня ждет подтаявшее коричневое месиво, оставшееся после прихода Джоны.
– Нам нужна прихожая! – Я с трудом стаскиваю сапоги, опираясь на стену и столик, чтобы сохранить равновесие. – И стул, на который можно присесть!
– И куда мы его поставим? – спрашивает Джона из гостиной.
– Я имею в виду в нашем новом доме.