Доминик Уэйн-Пинч

– Разве я сказал это? Просто будь с ней менее внимательна, позволяй чаще бывать на свежем воздухе и я думаю, что такой образ жизни только улучшит ее, да и твою жизнь в разы!

– Но как нам быть с Ароном? Если он и вправду влюблён в нее, стоит ли позволять ему с ней видится?

– Пока сложно сказать, что будет… все, что нам остается, это просто наблюдать.

 

4

 

Тра‑та‑та. Тра‑та‑та, – звучало по радио. – И еще раз, дорогие слушатели, раз‑два‑три и раз‑два‑три. Что вы чувствуете? Радость! Ведь сегодня большой праздник в Маргите! Как следует подготовьтесь к осеннему фестивалю!

– Да слышала уже! Боже, – недовольно проговорила Батшиба.– Все утро одно и то же.

Недовольно поморщившись, она быстро тыкнула на кнопку, переключив голос радиоведущего на следующую композицию.

Тра‑та. Тра‑та. Тра‑та‑та‑та‑та‑та.

– Да, вот оно. Тра‑та‑та‑та‑та‑та, – по‑дирижерски взмахнув рукой, она откинулась в кресло, и от удовольствия прикрыла глаза.

Сейчас на ее красивом худом лице не было эмоции лучше, чем восхищение. И, когда радио начало проигрывать ее любимый момент, она встала и закружилась в танце.

Она танцевала, и края ее красного платья чуть поднимались вверх, ноги двигались плавно и грациозно, будто она танцевала всю жизнь.

Музыка уносила ее куда‑то вдаль, заставляя жить и чувствовать себя кем‑то иным, чем простым смертным; заставляла чувствовать себя особенной и двигаться, исходя из глубинного желания жить; заставляла чувствовать себя свободной и желанной, какой она была при жизни Грегора и такой, какой она была прошлой ночью.

Сложно было не замечать ухаживая со стороны Пита все эти годы, но он никогда не позволял себе сделать того, что могло бы испортить их отношения. Он знал, что она замужняя женщина и искренне заботился о ней все эти годы.

Но вчерашняя ночь встряхнула их отношения по новой, впрочем, как и предыдущие дни.

Придя в себя, Батшиба с ужасом заметила себя, танцующей со шваброй. Откинув ее в сторону, она присела на пол, ухватившись за голову.

– Что это со мной? – спрашивала она себя. – Неужто я начала влюбляться в Пита? Прошло лишь несколько лет, а мое сердце… кажется вот‑вот пустит новые ростки. Правильно ли это?

Она снова и снова задавала себе этот вопрос, и никак не могла на него ответить. Любовь всей жизни умерла, так можно ли жить после этого дальше? Можно ли любить и позволить себе быть любимой кем‑то и не будет ли это предательством?

– Ох, Грегор… Прости мое сердце… – еле слышно проронила она. – И прости меня, если когда‑нибудь я подарю его Питу.

Раздумья прервал завибрировавший теле‑фон.

Нехотя поднявшись с пола, Батшиба мельком глянула на экран телефона. Смс от Питера:

«Я и Арон зайдем за вами через час. Доминик считается».

Ее взгляд стал озадаченным. Убрав переднюю прядь волос за ухо, она присела в кресло и уставилась на сообщение. Не будет ли это ошибкой?

 

Шагая из одной стороны в другую, Рови суетливо потирала голову руками.

– Что же мне делать, Доминик? Как теперь смотреть Арону в глаза? – взволнованно спрашивала она, смотря на сестру.

– А ты не смотри…

Доминик сидела на кровати, редко поглядывая на сестру. Если бы кто‑то зашел, то вероятнее всего он бы подумал, что она ее совсем не слушала. Вместо этого, она накручивала на палец свои прекрасные рыжие волосы, всматриваясь в окно серого особняка своей комнаты.

– Не смотреть? Ты серьёзно? – Рови уставилась на Доминик, подобно маленькому ребёнку, – Я так не могу! Я чувствую себя такой виноватой, что решилась на эту авантюру!

– Мы просто разыграли его. Мама же сказала, что нам не о чем волноваться.

– Но это неправильно! Он ведь мой друг!

– Раз он твой друг, почему согласилась на это? – Доминик кинула на нее беглый вопросительный взгляд.

– Из‑за мамы, конечно, – в ту же секунду ответила Рови. – Она сказала мне, что это все ради его блага…

– Не думаю, что мама стала бы тебе врать.

– Я тоже так думаю, и все же, кажется, что мы перешли черту. Вчера он выглядел таким разбитым…

Сказав это, Рови загрустила и, присев рядом с Доминик, положила голову ей на колени. Ее длинные шелковистые волосы разлились по коленям Доминик, словно молоко по телу.

– Думаешь он бы думал также, если бы был на твоем месте? – вдруг спросила зеленоглазка.

– К чему такой вопрос? Конечно, я уверена в этом.

– Но ведь, ни в чем никогда нельзя быть уверенным…

– Ты ведь сама беспокоилась о нем, так в чем дело?

Внезапно глаза Доминик широко раскрыли‑сь.

– Кто сказал, что я беспокоилась? Мне просто стало жаль его. Только и всего, – тихо пробормотала она, убрав руки от волос сестры.

Но стоило Доминик сказать нечто подобное, как прежде спокойные серо‑голубые глаза Рови загорелись.

Внезапно вскочив, она воодушевлённо уставилась на сестру, заставив ту вздрогнуть от неожиданности.

– Вот что, – сказала она, высоко задрав подбородок, – ты просто обязана с ним увидеться!

– Увидеться? Зачем это?

– Для начала чтобы завести друзей и немного развеяться. Неужели сама не понимае‑шь?

– Да ты с ума сошла! – запротестовала зеленоглазка. – Это… это просто невозможно!

– Это еще почему?

– Потому что…

– Что?

– Я не могу.

Фраза «не могу» была главным ответом на вопрос, почему вся жизнь Доминик проходит без ее участия в ней.

Все то время, начиная с появления в этом доме и до настоящего времени, она боялась.

Боялась выйти из дома, боялась людей за его пределами, боялась потеряться, боялась не оправдать ожидания Батшибы, боялась высказать свое настоящее мнение и этот небольшой список на этом не заканчивается.

Теперь, когда она уже достигла совершен‑нолетия, она должна была принять решение. Выйти к людям и перестать бояться или же остаться в безопасности, но одной.