Дуэль со смертью

– Как вы себя чувствуете? – спросил Ванзаров, помогая ей встать.

– Благодарю вас, – ответила она, садясь на стул.

– Налить лимонада?

– Нет‑нет, не нужно. – Половцева оправила сбившееся платье.

Никто из гостей не покинул мест. Господин Половцев напряженно разглядывал тарелку. Виновник обморока стоял в некоторой растерянности среди зеркальных отражений.

– Господин Кошляков, прошу вас покинуть зал, – сказал Ванзаров.

Любовник схватил фужер, наполнил до края лимонадом и проглотил залпом.

– Я жду тебя, Лиза, в небесах нашего счастья! И готов ждать вечно…

Сделав столь важное заявление, он пробежал мимо официанта, который принес пузырек нашатыря.

– Господа, продолжайте играть, – сказал Ванзаров дирижеру по‑немецки. Господин Риго кивнул, взмах его палочки запустил венский вальс. Никто не вышел из‑за стола.

Ванзаров вернулся на свое место, зачерпнул ложкой сметану, поместил на заливное, отломил вилкой кусочек и положил в рот. После чего тщательно вытерся салфеткой и отложил ее комком в сторону.

Он наблюдал за Половцевой. Обморок не прошел бесследно: Елизавета Андреевна была бледна, покачивала головой. Она поглощала маринады, будто заглушая лютый голод. Как вдруг дернулась, съежилась, вскрикнула и повалилась на пол. Выскочив в большой зал, Ванзаров подал условный знак тревоги. Чтобы не пугать гостей полицейским свистком.

 

3

 

Аполлон Григорьевич принялся опускать закатанные рукава сорочки.

– Все, что мог, – сказал он, глядя в раскрытый зев желтого саквояжа.

Великий криминалист был мрачен. По большей части имея дело с трупами, он считал делом чести спасать жизнь, когда возможно, зная и умея больше любого доктора. И сильно печалился, если чужая жизнь выскальзывала из его рук.

Мадам Половцева лежала неподвижно в бурой луже. Промывание желудка не помогло. Кожа ее приобрела бледный оттенок. Глаза равнодушно смотрели в фигурный потолок, руки раскинулись вдоль тела. Вокруг губ остались следы белесой пены, по подбородку стекала обильная слюна. Выражение, застывшее на лице, говорило не о страхе, а о мире и покое.

– Сердечный приступ? – спросил Ванзаров.

Лебедев с силой застегивал пуговицы на жилетке.

– Сами не видите? – огрызнулся он. – Сильнейшее отравление.

– Какой яд?

Громыхнув содержимым саквояжа, Лебедев засунул пузырьки темного стекла.

– Наверняка скажу при вскрытии. Мышьяк, синильную кислоту, цианистый калий и прочую ерунду можно исключить. Дигиталис тоже.

– Она ела маринованные грибы.

– От грибного яда дама мучилась бы несколько часов, я бы ее спас. – Лебедев кивнул на гостей, которые сбились около сцены. – Эти тоже ели – и ничего, живехоньки. Бедняжка получила нечто слишком сильное…

– Примерно пять часов назад ее мучил насморк, последний час за ней наблюдал я, – сказал Ванзаров. – Какой яд может дать такую реакцию примерно через час после приема?

Аполлон Григорьевич не имел готового ответа. Что с ним случалось нечасто.

– Не уберегли мы с вами женщину, – только сказал он.

– Сможете быстро проверить блюда и напитки?

Выразив глубокое неудовольствие, Лебедев извлек из саквояжа коробочку с реактивами. Он подошел к столу, разглядывая севрюгу, маринады, шампанское и лимонад с видом волка, пробравшегося в овчарню и не решившего, каким ягненком полакомиться первым.

– Начните с моего соусника и салфетки, в которую сплюнул сметану, – посоветовал Ванзаров и поманил Половцева.

Печальный муж прятался за спинами гостей. Подойдя к Ванзарову, он старательно прятал глаза.

– Жду ваших объяснений, Сергей Яковлевич…

Половцев вздрогнул, как от озноба.

– Какие пояснения?

– Каким образом отравили вашу супругу.

– Я отравил? – изумился Половцев. – Да как вам такое в голову могло прийти!

– Днем Елизавета Андреевна пришла в сыскную полицию и заявила о своих подозрениях: она была уверена, что сегодня на банкете будет отравлена. Что и случилось. Отравлена по вашему поручению вашими друзьями…

– Значит, я поручил? – прошептал он.

– По статье 732 «Уложения о наказаниях» виновные в убийстве с обдуманным заранее намерением или умыслом, когда оное учинено посредством отравления, подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы в рудниках на время от пятнадцати до двадцати лет… Только полное признание смягчит вашу участь, господин Половцев.

Чиновник Цензурного комитета схватился за голову, как провинциальный трагик.

– Боже мой, что я наделал! – вскричал он. – Какую глупость совершил! Это будет мне наказание за жадность… Простите, господин полицейский, что обманул вас! Обман невольный и казался мне, неразумному, безобидным… Простите меня…

Половцев молитвенно сложил руки. Не часто преступники каялись вот так сразу после зачитывания статьи Уложения о наказаниях. Ванзаров не знал, что закон имеет такую магическую силу.

– Готовы дать признательные показания?

– Готов! – с жаром раскаяния сообщил Половцев. – Скажу как есть. Ничего не тая.

– Извольте начинать.

– Никогда не был мужем этой женщины, увидел сегодня ее впервые… Я не Половцев, а Иван Сергеевич Замятин, вот извольте убедиться. – Убийца протянул паспортную книжку.

Псковский мещанин был зарегистрирован в петербургской полиции, как полагается любому приезжему в столице. Местом его проживания была дешевая гостиница на Выборгской стороне.

– Вы актер? – спросил Ванзаров, закрыв и не вернув паспорт.

Половцев, а вернее, Замятин поклонился.

– Так точно‑с… Играем в провинциальных театрах и антрепризах… Извольте видеть мой лучший сценический костюм. Для ролей героев‑любовников…

– Кто и когда вас нанял?

Обретя уверенность, что каторжные работы в рудниках ему не грозят, Замятин принялся рассказывать бурно и подробно.