Это был конец Августа

Мне нравится думать о том, что если сменить направление, дорога может круто повернуть. Нравится чувствовать силу решения. Нравится знать, что все маленькие события, каждый поворот привели меня к тебе. Потому что не имеет значения, сколько всего разных Вселенных. Я не сомневаюсь в том, что не существует такой, где бы мы не полюбили друг друга.

И это не потому что мы созданы друг для друга. Вовсе нет. Ведь у меня взрывной характер, а ты не любишь одиночество. Мы разные полюса, но одного мира.

Понимаешь, о чем я?

Мы не магниты, не стороны одной медали. Мы просто существуем как части одного целого, которое скреплено чем‑то невидимым, неосязаемым. Любовь слишком простое слово для описание этой связи. Оно безвкусное и на каждом языке звучит по‑разному.

Это нечто иное.

Глубокое.

Всепоглощающее.

Как сама Вселенная.

Я знаю, что мы могли бы существовать друг без друга. Знаю, что в наших легких достаточно кислорода, чтобы дышать самостоятельно. Мы не зависим. Не сводим друг друга с ума. Мы просто делаем выбор, который когда‑то казался нам не таким очевидным.

 

 

1

 

 

Прошлое

 

Италия. Рим

Волосы прилипают к затылку. Убираю их назад, продолжая улыбаться. Папа говорит тост, широко размахивая руками. Говорит громко и быстро. Он счастлив. Его зеленые, как мои, глаза светятся. Я вижу это через весь стол. Воздух наполнен итальянской речью, дымом табака, шумом улиц и вечерним возбуждением. Мы поднимаем бокалы и чокаемся. Нам и правда есть, что отметить. Еще одно успешное открытие ресторана. Папа лучший в Италии. Лучший в своем деле. Хотелось бы и мне быть лучшей в чем‑то.

Делаю глоток вина и достаю из сумочки пачку сигарет.

– Они всегда такие громкие? – раздается шепот у моего уха, и я на секунду замираю, но только от запаха. Тристан Ревиаль пахнет летом. Что‑то цитрусовое. На улице душно, но его запах будто наполняет тебя свежестью.

– Итальянцы. – пожимаю я плечами и улыбаюсь. Парень усмехается и откидывается на спинку стула рядом со мной. Наши плечи почти соприкасаются, и я чувствую жар, исходящий от его тела.

Закуриваю сигарету.

– Ты ведь тоже итальянка? – спрашивает он.

Выпускаю струйку дыма и поднимаю на него глаза.

– Только наполовину.

Он привлекательный мужчина. Это заметно сразу. Весь женский коллектив это заметил, стоило Тристану переступить порог отцовского ресторана месяц назад.

– Моя мама была американкой. – говорю я.

Его синие глаза наполняются грустью и чем‑то, очень похожим на сожаление.

Чтобы избежать неловкости, поясняю.

– Мне было четырнадцать, когда ее не стало.

– Мне жаль. – тут же отвечает он, не сводя с меня глаз. У него очень глубокий взгляд. Сложно объяснить. Не знаю. Он всегда смотрит так, будто знает тебя. – Моя умерла несколько лет назад.

Теперь ясно откуда взялась грусть. Ему знакомо это чувство. Пустота.

– Соболезную. – сбрасываю пепел и отвожу взгляд. Мы говорим на английском. У него легкий приятный акцент. Я почти уверена, что не хочу слышать его французский. Знаю, что мне понравится.

Вдыхаю никотин и выпускаю дым. Чувствую его взгляд на себе, но не отвечаю взаимностью. Ответить – значит начать новую историю. А с меня достаточно историй. Одна из них снова вибрирует в телефоне.

Знаю, что это он. Переворачиваю смартфон экраном вверх и убеждаюсь в своей правоте. Сбрасываю вызов вместе с пеплом. Блокирую его номер парой кликов и снова опускаю телефон экраном вниз.

Тристан заметил. Конечно, заметил. Последний час прошлое пыталось вернуться слишком много раз. Шесть, если быть точнее. Я нашла смелость оборвать связь только спустя три бокала вина.

Тушу сигарету. Разговоры продолжают скользить по коже вместе с мурашками от запаха мужчины рядом со мной. Наверное, я должна сейчас страдать? Или хотя бы что‑то испытывать. Но кроме вина и табака на языке ничего не чувствую. Полный штиль. Еще один год прошел мимо. Даже не знаю, какой урок должна извлечь. Не влюбляться в мудаков? Но как отличить мудака от принца? Да и нужен ли мне принц? А может, король? Или просто рыбак? Точно не один из поваров моего отца. Точно не мужчина с запахом лета. Точно не тот, кто вернется в Париж через несколько месяцев. Определенно нет.

За столом раздается звонкий смех. Не понимаю шутки. Пропустила мимо ушей. Мой взгляд рефлекторно поднимается к Тристану. Вопрос в его глазах заставляет мои губы растянуться в улыбке. Он тоже ничего не понял. Плохо дело. Теперь нас двоих что‑то объединяет – невнимательность. Мы не должны смотреть друг на друга так, словно понимаем без слов, будто между нами есть секрет. Но мы смотрим. И внутри меня все тот же штиль. Ни бури, ни вихря, ни бабочек.

– Не хочешь прогуляться? – вдруг предлагает он.

В тоне голоса нет намека, в глазах нет подтекста. Простое предложение. Оно безопасное. По крайней мере ощущается таковым. Поэтому я соглашаюсь. Собираю вещи в сумочку, прощаюсь с отцом, его друзьями и другими поварами. Никто нас не останавливает. Все слишком пьяны, чтобы вообще об этом беспокоится. Опять же. Кажется, только мы вдвоем выпили недостаточно, чтобы обращать внимание на шутки или поддерживать разговор. Чистая случайность. Это я говорю себе, когда мы выходим на душные улицы Рима.

Случайность.

От чего‑то мне хочется запомнить этот момент. Я вглядываюсь в прохожих, прислушиваюсь к шуму дороги. Наверное, вино сделало меня податливой, спокойной. Мне даже плевать на то, как я выгляжу после многочасовой смены.

Поднимаю взгляд на своего спутника и замечаю то же спокойствие. Мы идем совсем рядом. И это кажется странным только потому что наш разговор за столом был чуть ли не единственным за этот месяц. Я почти ничего не знаю об этом мужчине. Только его запах. И синие глаза. Пользуюсь случаем и рассматриваю его.