Фирма счастья. Роман

– Не то совсем: сочувствуйте тому, что свойственно вашему женскому сердцу; ищите того, что под лад ему, иначе может случиться страшный разлад… и в голове, и в сердце, – актер покачал головой, будто говоря «ай‑ай‑ай». – Один покажет вам цветок и заставит наслаждаться его запахом и красотой, а другой укажет только ядовитый сок в его чашечке… тогда для вас пропадут и красота, и благоухание. Он заставит вас сожалеть о том, зачем там этот сок, и вы забудете, что есть и благоухание… Есть разница между этими обоими людьми и между сочувствием к ним. Не ищите же яду, не добирайтесь до начала всего, что делается с нами и около нас; не ищите ненужной опытности: не она ведет к счастью.

Возникла пауза. Затем актриса тихо и с придыханием сказала:

– Говорите, говорите… я готова слушать вас целые дни, повиноваться вам во всем…

– Мне? – удивленно и надменно спросил актер, – помилуйте! Какое я имею право располагать вашей волей? Извините, что я позволил себе сделать замечание. Читайте, что угодно… «Чайльд‑Гарольд» – очень хорошая книга, Байрон – великий поэт!

– Нет, не притворяйтесь! – вскрикнула Ирина.

– Стоп! Тишина, – сказал режиссер и встал с кресла. – Дима, тебя, то есть твоего персонажа, постоянно качает между заинтересованностью и холодностью: так и должно быть. Но сейчас нужно подчеркнуть это. Последние слова про «Чайльд‑Гарольда» и Байрона произнеси с особой холодностью и зазубренностью, а после – сразу отойди от Ирины. И ищи опять удочку.

Актер внимательно слушал, держа подбородок указательным и большим пальцами.

– Хорошо, понял, – сказал Дима, повернулся к Ирине и продолжил холодным тоном: – Читайте, что угодно… «Чайльд‑Гарольд» – очень хорошая книга, Байрон – великий поэт! – и Дима отошел от Ирины в поисках «удочки».

– Нет, не притворяйтесь! – громко сказала актриса и с умоляющим выражением лица продолжила: – Не говорите так. Скажите, что мне читать?

– Молодцы! – сказал режиссер, встал с кресла и похлопал. – На сегодня хватит. Ирина, Дима, я вами горжусь, вы отличные актеры.

– Спасибо, Ваня! – сказала Ирина и улыбнулась.

– Мы тобой тоже, Иван, – сказал Дима.

– Ладно, всем пока. Гриша, выключи здесь все, – попросил режиссер своего помощника и стал собираться домой.

 

***

Ваня навязал длинный‑предлинный шарф на шею поверх пуховика, натянул шарф на нос и распахнул дверь на улицу. В лоб и глаза ударил холодный ветер. Ваня закрыл дверь, глубоко вздохнул и пошел по аллее домой. Снег залеплял глаза; ветер, казалось, продувал насквозь. Тяжелые сапоги сдавливали новый снег до корочки старого, оставляя за собой дорожку следов. Иван понуро шел, прижав голову к шее, засунув руки в карманы. Прозвенел короткий звонок сообщения на телефоне.

– Блядь, кому я понадобился, – пробубнил Иван, остановился посреди аллеи и стал рыться в сумке. Нащупал телефон, достал его и прочитал сообщение:

 

«Приходи в субботу на день рожденья племянницы. Увидимся там все».

 

Иван, не раздумывая, написал вмиг обледеневшими пальцами:

 

«Пошли все на хуй».

 

Убрал телефон в сумку, засунул руки в карманы, вжал голову в плечи и пошел дальше навстречу вьюге.

Прошло десять минут – Ванин дом был неподалеку от театра, – и Иван уже подошел к своему подъезду. Порылся в сумке, долго не мог найти на дне ключи, нашел, достал и приложил пластиковый кружочек к датчику на двери. Дверь не открывалась.

– Опять не сработал, чертов ключ. Чтоб вы сдохли, хуевы владельцы домофонной компании! – вслух и довольно громко сказал Иван.

– И чего ты ругаешься, Ванечка? – спросила пожилая соседка, подошедшая в этот момент к подъезду и поднимающаяся по лестнице к уличной двери. – Вроде культурный человек, а так ругаешься.

– Простите, баба Галь, да достали уже они. Недавно ведь ключ менял, а опять заедает.

– Ну ничего, ничего, ты поменьше думай о плохом, – и будет у тебя ключ работать! – с улыбкой сказала баба Галя и похлопала Ваню по плечу.

– Ну да, ну да, – пробубнил Иван.

Соседка открыла дверь своим ключом, Ваня с бабой Галей зашли в подъезд.

– Ладно, пока, Ванечка, – сказала соседка, открывая свою дверь на первом этаже.

– До свиданья, баб Галь, – сказал Иван и вызвал лифт.

Доехал до третьего этажа. Выглянул в лестничный пролет, увидел целующуюся парочку и закричал:

– Пошли вон отсюда! Трахайтесь в другом месте!

Испуганные подростки вмиг взлетели наверх. Иван стоял и слушал, как легкие удары кроссовок удаляются от него, пока звуки не пропали.

Иван открыл дверь квартиры и зашел. Квартира встретила пугающей чернотой и тишиной. Ваня снял ботинки, подошел к стене напротив и включил свет в коридоре.

– Вот, уже лучше, – сказал Иван.

Разделся, помыл руки, зашел в комнату, включил свет. Медленно оглядел жилище. Старый платяной шкаф зиял черным пространством отсутствующей двери – когда‑то она сломалась, починить хотелось только первое время, а потом и не починил, и расхотел. Потертый диван лоснился одиноким отпечатком хозяина. Старый телевизор пялился темно‑серым глазом. На новом столе стояла недособранная модель автомобиля – размером с монитор, с множеством мелких деталей, по цене трети от хорошего автомобиля с пробегом. Иван подошел к окну, задернул шторы. Сходил на кухню, открыл холодильник, рассмотрел полупустые полки, схватил колбасу. Отрезал здоровый кусок, взял в зубы, убрал оставшуюся колбасу на место и вернулся в комнату. Сел на диван и стал жевать.

– Хуе‑о‑о‑овый мир, хуе‑о‑о‑о‑овый, – стал напевать Иван, жуя колбасу и осматривая комнату.

Взгляд его остановился на плакате с сексуальной девушкой. Ваня стал рассматривать накачанные резиной шары грудей, плоский живот… Глаза Ивана заволокла дымка, взгляд стал нездешним, рука потянулась вниз.

– Вытри за собой, я чуть не поскользнулась! – крикнула соседка сверху через несколько минут.

– Чо, сама не можешь? – ответил сосед.

– Сам мылся, сам вытирай!

Иван тоже пошел мыться.

Вернулся, лег на диван, взял телефон, открыл «Телеграм» и написал в своем канале: