Хромые боги

К нему обращался милиционер. Рука приставлена к фуражке, серо‑голубой форменный плащ застегнут на все пуговицы. Лицо волевое и в то же время очень интеллигентное – лейтенант до удивительного был похож на актера Вячеслава Тихонова, только сильно моложе. – Гражданин, поезд «Москва‑Свердловск» стоит на станции только пятнадцать минут. Будьте внимательны – не отстаньте от поезда.

Решение пришло тут же:

– Товарищ лейтенант, вы должны мне помочь! – выпалил Дима.

– Что случилось?

– Возможно, готовится преступление…

– Так… – милиционер нахмурился. – Старший лейтенант Шпаликов. Гражданин, попрошу предъявить ваши документы.

– На это сейчас нет времени, лейтенант. Я могу ошибаться. Даже наверняка ошибаюсь – пусть так. Но возможно девушке – она только что зашла на вокзал – угрожает опасность. Она – поэтесса. Вот видите, тот парень – он что‑то затеял нехорошее. Он сам мне сказал, только я думал, что он шутит. Прошу вас, Шпаликов, – нет времени. Помогите мне остановить его…

Дима уже успел пожалеть, что обратился к милиционеру. Лейтенант смотрел на него с подозрением. Нужно было кивнуть на дежурное предупреждение служителя порядка и спешить дальше. А теперь от него не отвяжешься. За одним вопросом последует следующий. Эх!

Но милиционер вдруг среагировал. Видимо, что‑то в словах Димы или в интонации было настоящее – заставляющее действовать.

– За мной! Быстро! – воскликнул лейтенант. И, схватившись пальцами за фуражку, первым побежал к вокзалу. Дима – за ним. На бегу он увидел кобуру на поясе у милиционера. Ему вдруг, представилось, что это совсем, как в кино: не может в реальной жизни такое случаться по‑настоящему. Не с ним. Конечно, это недоразумение. Ошибка. И как же будет неловко. Дима глянул на милиционера.

Лейтенант истолковал его взгляд иначе:

– Ничего, не волнуйся. Там – зал ожиданий и буфет. Везде люди.

Ужас! Дима прямо видел эту картину: они вбегают, лейтенант – с пистолетом в руке, а инженер Оскар Робертович заворачивает в бумагу вареную курицу, купленную в буфете …

Задержались на секунду у дверей – тяжелые створки были прикрыты. В полутемном вестибюле (это был не главный вход) горел плафон со значком уборной, дальше слева висела табличка «Зал ожиданий поездов дальнего следования», справа – вывеска «Буфет». Наверх за спину шла широкая неосвещенная лестница.

– Там ресторан, он закрыт, – бросил лейтенант. – Я – в зал, ты – в буфет!

Милиционер, не оглядываясь, поспешил налево. Под вывеской он с бега перешел на быстрый шаг. Дима пересек пространство вестибюля и вошел в буфет.

 

Почему‑то первое, что увидел Дима, был высокий столик, за которым стояла Белла Агарипова. Хотя он находился в неприметном месте, возле дальней стены. У девушки было ужасно растерянное лицо, бледное, даже на фоне светлых штор.

Возле нее стоял инженер Оскар. В ладони у него лежала продолговатая коробочка, а рука была приподнята таким образом, словно он преподносил поэтессе подарок.

– Слава Богу, это всего лишь недоразумение, – подумал Дима. Для него все выглядело, как отчаянный поступок отвергнутого поклонника. Последний шанс завоевать внимание капризной девушки.

Он в секунду успел оглядеть глазами буфет. Обычное заведение – скорее даже, кафетерий. Две освещенных лампами дневного света холодильные витрины: с беляшами, с уложенной горкой пожаренной любительской колбасой, вареными яйцами, сырками, бутылками кефира и лимонада. У настольных весов – полнотелая буфетчица в условно белом переднике и кокошнике. Деревянные счеты, тарелка для сдачи.

С десяток высоких столиков, по позднему времени только за двумя, стоя, ужинают‑перекусывают мятые посетители…

– Оскар, остановись!

Дима повернулся на резкий выкрик.

В дверях буфета стоял давешний офицер – моряк с янтарным взглядом. Он и теперь был в чёрной морской форме.

Верховников перевел взгляд на столик поэтессы. Белла теперь стояла у стены, она прижималась к ней всей спиной, словно хотела вжаться в нее, спрятаться. Она отворачивала лицо от инженера, от его руки и того, что было в ней, как отворачиваются от электрической сварки, оберегая глаза.

– Голем, стой!

Оскар Поуляйте неохотно оборачивался на возглас. Футляр в его руке был приоткрыт. Вторая рука инженера бережно придерживала узкую крышечку футляра в открытом положении. А в футляре что‑то блестело. Живое и яркое, как ртуть.

От этого изменчивого цвета у Димы в груди появилось странное ощущение. Его нельзя было назвать никаким словом. Определение просто не находилось. Но когда Верховников был маленький, еще даже не умел читать, его укладывали спать с книжкой, у которой были черные страницы. На этих пугающих страницах с ровными столбиками слов были нарисованы искалеченные, перекошенные звери, и родной мамин голос читал страшные стихи о скрюченных дорожках, по которым вечно гуляют скрюченные волки… Сердце замирало в груди, и было именно такое же необъяснимое чувство. Словно всю радость мира убрали с твоей дороги впереди… навсегда.

– Остановись! – офицер шел на инженера. В руке у него горел серебром обнаженный клинок. Морской кортик. Пустые черные ножны с блестящими золотыми кольцами покачивались на бедре у чёрного мундира.

– Что вам надо!? – лицо инженера удивленно вытянулось.

– Закрой разделитель!

– Вы не понимаете… Кто вы?!

От моряка до инженера Оскара оставалось только пару шагов. Но Дима облегченно вздохнул: поэтесса Белла Агарипова, воспользовавшись тем, что ее экзекутор отвлекся, выскочила в другую дверь. Позабыв возле столика, свой клетчатый чемоданчик, перчатки, сложенные на нем, одна на другую… но зато ей больше ничто не угрожало.

– У тебя не вышло. Спрячь жало, – сказал моряк.

Оскар скосил глаза на опустевшее место за столиком, послушно закрыл футляр и осторожно сунул его во внутренний карман.

– Значит, это ответ, – сказал он.

Моряк ударил кортиком. Дима вытаращил глаза, но инженер легким движением, очень точным, отбил руку с оружием. Отступил на шаг назад.

– Ответ другой стороны, – сказал Оскар. – Наконец‑то.