Идеальное зеркало

Прогулка шла и шла. А мы двигались вдоль улиц, где когда‑то ходили слуги короля. Завсегдатаи пивнушек бродили по брусчатке в ботфортах и распевали шутливые песни, рискуя встать в лошадиный навоз, в то время как дамы бежали по краю тротуара и почесывались от вшей, заводившихся в их белых париках. Когда я рассказала о своих мыслях Виталию, он долго смеялся, сказал, что он бы решил, что я пессимистка, если это всё не было бы правдой. Но мне виделись и другие картины, того, как на верхних этажах этих трех или четырёхэтажных домов жили самые бедные поэты и художники, создавая шедевры искусства, которые сегодня стоят миллионы евро. Город показывал мне свою историю, а я раскрашивала её своим воображением. Здесь творились дела, о которых так никто и не рассказал, потому что истории все эти были про людей обычных, незаметных без серьезного увеличения, как я.

Виталий пытался рассказать мне всё, что знал о тех местах, что мы проходили мимо, чтобы мне было не так жаль пропустить их или чтобы я знала куда возвращаться, когда приеду сюда сама. На деле вышло так, что он звучал музыкой в моих ушах, будто я посетила концерт филармонического оркестра. Мой спутник‑дирижёр размахивал руками и живописал истории, происходившие здесь десятки или сотни лет назад, говорил о картинах, литературных героях, что топтались прямо здесь, революциях, обычаях и знаменитой пренебрежительности французских монархов к нуждам простого народа всего каких‑то двести лет назад. Я млела от всего того, что происходит вокруг меня, старалась впитать каждую секунду происходящего, трогала пальцами фонари и уличные скульптуры, лавки, здания… людей.

В какой‑то момент он резко повернул с прямой дороги до Эйфелевой башни через Марсово поле и пошёл по направлению к проспекту Сюфран.

– Эй, нам в другую сторону! – вскричала я ему вслед.

– Я уверен, что первое мгновение – самое важное, – ответил он мне в пол‑оборота, не высовывая руки из карманов.

– Что это значит? – спросила я приближаясь.

– Это значит, что я знаю особое место.

И мы двинулись по проспекту. Я, смущённая таким резким поворотом, хотела было возразить, что прямая дорога вернее.

– Но почему не напрямик?

– А ты всегда ходишь прямой дорогой? – спросил он, глядя себе под ноги.

– Я бы хотела, да… Я стараюсь выбирать прямой путь.

– А если я тебе скажу, что этот путь, может быть и длиннее, но его финал будет… значительнее.

– Я тебе поверю. Но это, обрати внимание, уже гарантия для меня, потому что ты тут был. Сама бы я пошла через парк.

– Ты думаешь, что в жизни таких гарантий не бывает?

– У меня никогда не было. Право, лево, нужно понимать, куда ты идёшь. Иначе – тупик.

– Логично предположить, что ты там, где хочешь быть, в таком случае.

– Я хочу быть в Париже, – смайлик, смайлик.

– Нет, я про профессию, личную жизнь и прочее.

– Наверное…

– Значит, завтра зеркало покажет тебя такую, как есть сейчас?

Тут я задумалась. Выходит, нет. Получается, я своими прямыми дорогами пришла в самое сердце запутанности прямых дорог. Потому как в чём в чём, а в том, что зеркало покажет что‑то, не связанное с моей нынешней жизнью, я была уверена. Я не на своём месте!

Потрясающе простое открытие случилось со мной в совершенно, казалось бы, неожиданных обстоятельствах. Кто бы сказал мне раньше, что я буду гулять по Парижу и показывать мне его будет никто иной, как самая загадочная личность московского офиса Yellow Bridge, если не всей компании вообще. Что главной достопримечательностью города станет мысль, которая всегда была в моей голове, но настолько завалена томами обязательств и обязанностей, что умудрилась остаться незамеченной – я не на своём месте.

Я не на своём месте.

– Я же не обидел тебя? – Виталий, кажется, растерялся.

– Конечно, нет. Просто попал в точку, и я смутилась, – от былой неловкости, кажется, не осталось и следа.

– Поделись.

– Эммм. Неет… Это личное, я бы не хотела это вытаскивать.

– Не могу не уважать это решение. Но завтра ты должна будешь кое‑что о себе рассказать куче незнакомых людей. Пора порепетировать. – развел он руками в карманах и пошёл задом наперёд, повернув своё улыбающееся лицо ко мне. Конечно, я покраснела, заулыбалась даже.

– Да, ты прав, – отвернулась. – Не мне секретничать уже. «Я не на своём месте» – вот что я поняла.

– Это открытие, – рассмеялся, скотина.

– Почему… Почему ты смеёшься? Я поделилась открытием жизни, а ты ведёшь себя как скот!

– Извини, извини. Согласен. Порой, очевидные окружающим вещи, совершенно секретны для их носителей. Это отличный старт, что ты это поняла. Что будешь делать?

– Подожди, я ещё не отъехала от станции «Откровение».

– Ой, не надо спешить на этот поезд. Умоляю. Побудь сейчас.

Мой спутник будто повеселел. В Париже вино разливают в воздух? Он скакал вокруг меня, изображая как «болтает ножками» на станции. Выглядело так, будто он пописал в свою штанину. Но он наслаждался моментом. Внезапно он взял меня за талию и напугал до смерти, что поцелует, а я ему это позволю. Но, вместо этого, он развернул меня лицом к переулку, перетаскивая на особую точку в пространстве этого города, где между домами я увидела Её – Эйфелеву башню.

Она стояла там, между домами, в золотом сиянии скрытых фонарей подсветки. Будто вычерченная карандашом, башня возвышалась как мечта, протыкая насквозь парижское небо. Господи! У меня подкосились ноги, и я опустилась на колени, прижала руки ко рту и дышала, боясь спугнуть этот магический облик вероломного попрания традиционного облика Парижа, ставший его сердцем. Разве можно было придумать что‑то совершеннее? Она походила на стопку иголок, уложенных в такой точной последовательности, что можно было разглядеть каждую и восхититься человеческому подвигу, гением мозга, который всё это придумал, построил и накрепко вбил гвоздём в историю всего человечества. Я думала, что она вот‑вот исчезнет, опустится за деревья, что скрывают её подножие от меня. Но она была там.

– Ну привет, Маша. – сказал Виталий спустя тысячу лет.

– Ты видишь её? – прошептала я.

– Да.

– Боже…

– Шок?

– Да.

– Вино?

– Да.