Идеальное зеркало

Картинка начала метаться, хаотично перебирая одинаково серые моменты. Тёмная угловатая мебель, ножка дивана разодрана кошкой. Моё колючее кресло‑кровать болотного цвета неожиданно выделилось из общей массы. «Это сойдёт за «уголок»?» – сказала я. Оно мне нравилось – я вроде как взрослая, если сплю отдельно. Старые бледно‑оранжевые обои, с каким‑то геометричным рисунком. В нос ударил запах старой бумаги. Изображение чуть просветлело, и я увидела свои маленькие ручки, приклеивающие на содранный стык обоев свою свеженарисованную картинку.

– Это хорошо, ты уже осваиваешься. Ищи свет.

Воспоминания словно книги на полках стали заигрывать яркостью корешка. Я дотрагивалась до самых светлых и увидела трепетное ожидание первого снега, когда подбегала к окну и всматривалась в скупое на краски утро поздней осени. Пальцы непроизвольно сжались, ощущая прикосновение к шершавому подоконнику и лёгкий сквозняк из щелей рамы.

Вдруг передо мной оказалась бабушка. Она от души смеялась над своим анекдотом, который так ни разу до конца и не рассказала, заливаясь смехом где‑то на середине. Я знала, что он про некоего Петьку и Василия Ивановича в бане, к которым ломятся враги. Петька прямо с тазом ринулся в окно… И всё, история обрывается. Она смеётся до красного лица и слёз на глазах. Мама заходится смехом от вида бабушки. Глядя на них, мне тоже становится смешно.

Я увидела себя в большой комнате, где мама с бабушкой разбирали огромный шкаф. Возможно, они намеревались что‑то шить и искали подходящую ткань. На полу разномастными кучами рассортированы вещи, бельё, какие‑то тряпки, стопка со свитерами. Я выбрала кучу помягче и с удовольствием плюхнулась в неё, но вдруг обнаружила страшно колючий свитер под ногами и незамедлительно вскочила. Мы выстроились паровозиком и пошли на кухню обедать. Они так играют со мной. Мама говорит, что вечером меня будут купать.

И тут вдруг изображение засветилось разными искорками. Совсем как у Кларис в детстве.

Мои ноги не достают до противоположной стенки ванной. Я вижу их сквозь глубину зеленоватой водопроводной воды. В другом конце примостилась деревянная решётка, бабушка обычно ставила на неё корыто и замачивала там вещи. В воде мне комфортно, я чувствую себя свободной и там много вещей для игр: мыльница в виде рыбки, игрушки какие‑то, переводилки на кафеле. Бабушка доливает воду и отворачивает слегка капающий кран в раковину по соседству. «Позови меня, если что», – дежурной фразой она оставляет меня одну.

Пахнет мокрым шерстяным свитером. Надо мной висит постиранная одежда, с которой где‑то каплями, а где‑то струйкой стекает вода. Холодная. А я скрываюсь от неё в тёплой ванне. Я могу спрятаться под водой, но капли всё равно слышно. Слышно, как они становятся частью моей воды. Мне нравится наблюдать за пузырьками воздуха, которые выходят из моего носа и стремятся на поверхность. Щекочутся.

Я там, в воде, надо мной целый мир, где плутают мои фантазии. Я нахожусь между двумя измерениями. Игра началась. Моё детство – это созвездие самых разных миров. Такое богатство может породить только детское сознание, жаждущее приключений. Я видела там русалок и затонувшие корабли, сундуки с сокровищами и бутылки с посланиями от таинственных мореплавателей всех времён. Они не переставали там быть, жить, просто я приходила к ним не так часто, как хотелось.

Мыльница пошла в ход – батискаф Жака Кусто – с брызгами отправился исследовать морское дно, где его ждало морское чудовище‑мочалка. Кто же его спасёт? Человечек из пальцев смог вытащить лодку на необитаемый остров (деревянную решётку), где их поджидала целая команда пиратов из флаконов с шампунем, кремом и ещё чем‑то. Читать я ещё не умею.

Можно создавать волны и плыть по течению океана, переживая штормы и грозы безжалостной природной стихии, унесшей прочь моё маленькое тело от места крушения пассажирского лайнера. Я лишь ловлю волны и думаю, как меня спасёт кит, что наблюдает из‑под водной глади за маленькой точкой – девочкой в мировом океане стихий.

Время пролетает так быстро. Бабушка зашла в ванну с огромным полосатым полотенцем. Говорит: «Почему не зовёшь? Вода совсем остыла уже». А она и вправду остыла, но океан не может быть тёплым. Хотя, я никогда не видела настоящий океан, откуда мне знать. Я встала из воды, сразу стало тяжело. На меня упало несколько ледяных капель с мокрой одежды наверху, и я поёжилась. Мурашки живо пробежались от плеч до самой поясницы. Бабуля закутала меня в полотенце и взяла на руки. Сколько же мне лет? Отнесла на кровать и тщательно вытерла. А я лежу в этом полотенце, в тепле и чистоте: меня только что спас кит после крушения.

– Это удивительный день, – я услышала дружелюбный голос доктора. – Ты готова посмотреть что‑то ещё?

– Мне кажется лучше уже нет, – солнечные зайчики так и прыгали по всей комнате моего разума.

Но мысли снова стали шнырять хаотично. Правда теперь я видела лето и наш любимый двор. Мы носимся по нему с ребятами стайкой. Вот спрятались в кустах. Немного страшно, потому что мы играем в «Казаки‑разбойники» и если найдут, то будут «пытать» крапивой по ногам, чтобы выяснить, где остальные. Мы с замиранием сердца наблюдаем за вОдой через листву. Мальчик, «Глеб» – тут же отозвалось в комнате, посмотрел прямёхонько на нас и все с визгом сорвались с места, словно капли с ветки после дождя.

Вот я уже стою перед высоченным зеркалом шкафа и с особой любовью глажу пальцем по вышитому на груди моего платья зайчику. Новые сандалии с Флинстоунами. Мне так нравится, что на языке будто вспомнился вкус сливочного крема. А потом сразу скорбь – я упала на асфальте и разбила колено очень сильно. Но самое страшное, что я порвала подол платья. И бабушка бережно меня успокаивает, говорит, что зашьёт и следа не останется. А я ей верю.

Внезапно картинка подёрнулась тревогой. Изображение нечёткое, я не хочу его смотреть. Домой зашёл какой‑то высоченный мужчина, я не знаю, кто это и прячусь за санками, которые стоят в коридоре, уперевшись спинкой в пол. Сверху меня накрывают куртки и длинные пальто, так что я уверена в своей невидимости. Но мне прекрасно видно, что взрослые на кухне ругаются. Мужчина отнекивается и машет руками. Мама даёт ему в руки бумаги, документы, и велит убираться. Он выходит в коридор, мельком смотрит в мою сторону, морщится и исчезает за дверью. Мама плачет – чувство тревоги усиливается. Я подхожу к ней и обнимаю за шею, а она меня. Картинка фокусируется и исчезает.

Я уже старше, у меня каникулы. Это ранняя весна. Ледяные поля скрывают глубину луж под ними. Мне необходимо их измерить! Солнце светит очень ярко, отражаясь от снега и его лучи озаряют комнату вокруг меня. Снова восторг. Оранжевые резиновые сапоги, я стою в них по щиколотку в потоке широкого ручья. Вода холоднющая. Я ощущаю, как о сапоги ударяются свежевыкопанные шишки, которые мы сами же и пускаем по течению с ребятами. Следом поплыли мох и какие‑то щепки. Я, закусив язык, наблюдаю за крупным ломтиком коры берёзы. Как он лавирует между потоками, огибает глыбы льда и снова смело пускается навстречу препятствиям. Глаза ослепляют солнечные блики.

– Милое время. То самое. Простые детские радости и открытия, – зовущим продолжить путешествие голосом отозвалась Софи.

Неожиданно стены покрылись зелёной краской школьных коридоров. Я бреду по нему с ужасающим чувством неуверенности, одиночества. Меня передёргивает, и картинка снова сменяется квартирой, уже какое‑то застолье. Взрослые улыбаются и громко говорят. Я сижу вместе с ними и пытаюсь не сильно двигаться, потому что подо мной стопка из толстенных словарей. Иначе я просто не достану до тарелки. Когда все разошлись, и бабуля начала убирать со стола, мне удаётся уличить момент и слить остатки из всех остальных фужеров в один зелёный узорчатый бокал. Основательно приправив содержимое перцем, солью и чесноком с маслом. Очень довольная результатом, я отправилась предложить напиток деду. Тот, конечно же, всё выпил.