Исцеление. Спасибо тебе

К сельскому труду и пейзанам как таковым я относился адекватно. После родителей у меня остались десять «соток» чернозема в пятидесяти километрах от города. Из‑за близости дремучей реки там тучами вились комары, делая отдых невозможным. Убогий дом сгнил, заброшенный участок я собирался продать, но в последнее время передумал. Качество продуктов, которые предлагались в супермаркетах, приблизилось к нулю. Я планировал, что через пару лет найму на свою землю какого‑нибудь беспортошного Ваню из деревни МетелИ: буду платить ему полкопейки, хлестать кнутом за провинности и иметь хорошие овощи к своему столу.

Но опасность представляли не только деревенские коряги и не только полушлюхи с Украины.

Мужчин в этой стране всегда не хватало, приличных было еще меньше и попытаться меня женить могла любая.

Зная, что глубины женской хитрости неизмеримы, при малейшем подозрении я врал, будто женат, но супруга с двумя детьми купается на Гоа. Метод действовал безошибочно: он отсекал желающих поживиться на мой счет и оставлял лишь тех, кто хотел удовольствий.

Большинство любительниц пускалось на поиски в пятницу после обеда.

Эшли связалась со мной во вторник и всем позднейшим я отказал.

Отложил на неделю даже Ольгу, которая сидела на спинке кресла в короткой черной маечке и показывала чисто выбритую промежность.

Такие фотографии – даже при осознании нарочитости – всегда вызывали неуправляемый прилив желаний.

Но я оставался порядочным человеком. Если Эшли заказала меня заранее, то она имела право на приоритет.

Правда, при переписке сегодняшняя гостья вела себя активно, в реальности казалась стушевавшейся.

Это меня слегка удивило.

Обычно я понимал, с кем имею дело, уже в первые минуты.

Несмотря на разнообразие характеров, женщины с сайта знакомств легко классифицировались.

Раскомплексованные ничего не скрывали и не тратили времени зря.

Другие – хорошо воспитанные – пытались держаться достойно, спокойным тоном спрашивали, где находится душ, просили дать чистое полотенце. В ответ я выдавал банный халат: сохраняя образ женатого мачо, я имел дома женский.

Третьи играли по длинно прописанным нотам. С такими мы сначала шли на кухню, пили кофе и грызли печенье, совместно создавали иллюзию давнего знакомства, вводящую в нужную атмосферу.

Шкала была простой, прочие типы сводились к описанным.

Причем, как ни странно, я не мог сказать, что первый оптимален, а третий не обещает ничего путного.

Случалось, что тигрица, готовая совершить соитие на тумбочке для обуви, обрушивала ураган, который не нес ничего, кроме ощущения неуправляемой стихии. Бурно насладившись за десять минут, гостья исчезала, оставив меня ни с чем. Точнее, с вполне определенным чувством неудовлетворенности.

А любительница предварительной беседы за чашкой кофе, привыкнув в ситуации, спокойно переходила в спальню и там дарила несколько феерических часов: со взлетами и падениями, с бешеной скачкой и недвижной лаской, порой даже с фокусами на грани боли.

Странная Эшли – я понял сразу – не подходила ни под один из трех.

Эта женщина знала, что ей нужно, энергично настояла на встрече, сама назначила день и время, явилась точно в срок, причем не просила забрать себя с болота из Нижегородки, а приехала сама.

Но опыт говорил, что с нею что‑то не так.

 

3

 

– Кофе? – спросил я, когда мы оказались на кухне.

– …Чай…

Голос Эшли был холодным.

Она присела на краешек стула, словно птичка, в любой момент готовая сорваться.

Нечто подспудное, сковывающее около мужчины, с которым через полчаса предстояло заняться сексом, проявлялось в ней больше, чем во всех известных женщинах.

– Индийский, китайский, мелкий, листовой?

Роль изысканного любителя предполагала разнообразие.

Хотя сам я в нынешнем чае разочаровался: массовый представлял собой обрезки веника, обмакнутого в краску, настоящий «Дарджилинг» в нашем городе не водился.

– Обычный в пакетиках.

– Может, коньяку? – предложил я.

В обычной жизни я пил немного, поскольку дешевой выпивки не переносил, а минимально приемлемый «Хеннесси» уровня «V.S.» стоил слишком дорого для регулярного употребления.

Но он всегда имелся, скованной гостье я был готов налить рюмку. Только одну, не больше: пьяная женщина в постели, как правило, оказывалась кошмаром.

– Н‑нет! – в черных глазах Эшли мелькнул ужас. – Никакого спиртного! Только чай!

– Чай так чай, – покладисто ответил я и полез в шкаф за коробкой с разовым «Липтоном».

Четвертая категория, к которой, кажется, относилась нынешняя избранница, тоже была знакома.

Такие женщины хотели чего‑то нового, но не умели переломить стыд.

Или обладали чувственностью нулевого уровня, для поднятия которой требовались средства, мне недоступные.

Слияние с ними бывало по‑школьному унылым: изнуряющим, лишенным беззаботной сладости и не приносящим удовольствия ни одной из сторон.

Подобное случалось в моей давней, лишенной опыта жизни – когда секс как логическое завершение чаепития воспринимался лишь досадной обязанностью. Или проходил со смехом при взаимном понимании ненужности этапа.

Да, как ни странно: мне приходилось встречаться с женщинами, которые хохотали даже в момент, который когда‑то имел условное название «das ist fantastisch».

Посадив подобную гостью на такси, я задавался вопросом, для чего она ко мне являлась.

Сейчас было еще хуже: мы с Эшли еще не взглянули в направлении постели, а я уже этого не понимал.

Но все‑таки я провел ее на кухню, предложил и кофе и чаю и коньяка.

Я вел все согласно протоколу: если женщина настойчиво домогалась встречи, то было неприлично сразу показывать, что ничего от нее не жду.

Систему первоначального узнавания я отработал, применение не составляло труда.

В моей узкой передней было тесно и по‑ненатуральному светло, там я заботился лишь о том, чтобы раньше времени не задеть ее грудь.

Я увидел икры Эшли, когда отступил в гостиную, но ничего большего оценить не смог.

На кухне обстановка была более благоприятной: большое окно наполняло солнцем, квадратная форма позволяла расположиться свободно.