История любви
– Нет, нет… – едва слышно прошептала она, даже закрыв уши. Что с ним стало? Что случилось с Джеком, которого она так любила, уважала несмотря ни на что? Почему он здесь, у её порога, наплевал на предательство? Как она могла уйти от него, и как он смог её отпустить… Они так любили!
Она не выдержала. Сползла с кресла, на нетвёрдых ногах, покачиваясь от слабости, пошла к двери, сняла цепочку. Помедлила, а потом распахнула дверь, и стала на пороге, ошарашенная им.
Джек стоял с опущенной головой, понурыми плечами, похудевший и словно чужой ей. Смотрел исподлобья, но не отрываясь. С его губ словно готово было сорваться её имя, но мужчина молчал. Даже лицо у него посерело, глаза не блестели, как всегда при виде Элис.
Женщина встревожилась ещё сильнее, протянула к нему руки, почти затянула в переднюю:
– Что с тобой, Джек?
Мужчина словно годами уже не открывал рта, голос его заскрежетал, незнакомый:
– Лис, я так ослаб…
Да, она видела это! Он, конечно, не растерял былой физический силы, но и впрямь выглядел беспомощным, как котёнок, еле шевелился и говорил, как будто, с трудом. Ещё чуть –чуть, и он мог разрыдаться у неё на руках. Как маленькому ребёнку, Джеку потребовалось её покровительство, и мужчина, будто не отдавая отчёта, обнял Элис, и она потянулась к бывшему мужу в ответ, прижалась к нему, крепкому ещё и надёжному.
Джек склонился к ней ниже, вдохнул аромат каштановых с золотым отливом волос, но вдруг плечи его дрогнули: мужчина, отчего – то отчаянно страдающий, заплакал, дрожа:
– Лис, что мы сделали?! – блузка на плече женщины мгновенно намокла, но она не отстранилась от него совсем, а лишь посмотрела ему в лицо.
Джек был очень бледен, она впервые увидела его слёзы, но быстро и ласково смахнула их со щёк мужчины, пытливо вглядываясь в почти ослепшие глаза.
– Родной… – тихо и нежно прошептала она, мягко коснувшись губами уголка его рта, а затем ещё. Запретные, его губы Элис тоже тронула поцелуем, легко и ненавязчиво. – Мы ничего не сделали!
И это, к сожалению, было правдой!
– Что я сделал? – пытался дознаться мужчина.
– Ничего, в чём я бы винила тебя, Джек!
И это тоже, к счастью, было истиной!
***
Элис ушла от Джека сама, не посчитав сначала это ошибкой.
Почему же?
Она всегда хотела детей, и едва только выяснилось, что он, Джек, её любимый даже слишком муж, не готов разделить её ни с кем, даже с собственным ребёнком, порождением их счастливого союза, их грешных ночей, она, скрепя сердце, оставила на комоде ключи и упорхнула, захватив необходимое, в прежнюю жизнь. Но после, кажется, ничего не было, не осталось…
Как было ужасно!
Узница плоти в узилище четырёх стен собственной спальни, часто Элис кричала по ночам во сне, и скоро вовсе не могла спать. Стала тенью. Вошла в колею обыденности, где утром кофе ничуть не бодрил, еда была пресной на вкус, день бесконечен, но ещё длиннее крадущаяся за ним преступница, ночь.
Тянулись безысходные месяцы, но выздоровления не предвиделось. Как бы Элис хотела очутиться вдруг снова в его объятиях, но, вместо этого, грузом на душе в памяти всплывала её собственная подпись на бракоразводных документах…
***
– Подожди, Джек! Нужно же нам запереть дверь?! – улыбнулась Элис, высвобождаясь из рук Джека.
Она повернула в замке ключ, взяла Джека за руку и повела за собой, словно между ними не разразилось сейчас никакой мелодрамы. Привела мужчину на кухню, и спросила будничным тоном, будто он вернулся с работы, а не пришёл к ней спустя столько времени после расставания:
– Ты будешь ужинать? На днях я вспоминала старые навыки… – она почти перестала входить на кухню едва поселилась в старой квартире. Когда они жили рядом, жили вместе, Элис обожала готовить.
Джек сел к столу. Похоже, поняв, что Элис не прогонит его, он приободрился и уже меньше напоминал побитую собаку:
– Я с удовольствием…
– И я! – поняла Элис.
Они поужинали, расположившись друг напротив друга за одним столом, впервые за долгое время. Но – в молчании! Неужели им не о чем больше говорить?!
***
Когда с ужином было покончено, тишина, владелица этой кухни, повелительница их голосов воцарилась.
Джек заговорил после:
– Вкусно, очень вкусно, клянусь!
– Брось, не клянись напрасно! Ты всегда называл то, что я готовила «стряпнёй»! Припомни – ка! – засмеялась Элис. – Уберу со стола, а то дойдёт до более, чего доброго, неуместной похвалы!
Она была неожиданно весела, собирая приборы, силы вернулись к ней стремительно, и желание не существовать, но жить пришло с ними. Джек тоже вскочил на ноги, попытавшись ей помочь, но потерпев неудачу, спросил:
– Хочешь, я уйду?
Элис не ответила ничего, отвлекшись на посуду, тогда Джек подошёл к ней, положил ладони на плечи и развернув к себе лицом, повторил:
– Хочешь, я уйду?
– Не на ночь глядя, слишком поздно, Джек!
Мужчина почти не понял смысла сказанного, минуту смотрел на Элис, потом наклонился к ней, поцеловал в губы. Она отвыкла от ласк и нежностей, таких, какие влекли претензии на неё, и первой отстранилась:
– Прости! Я не готова, Джек!
Он отступил, заметив, как она машинально, но не очень тщательно вытерла губы ладонью, вряд ли сообразив, что делает.
– Я постелю тебе во второй спальне! Сегодня переночуешь здесь, ладно?
Джек кивнул, и она ушла готовить его ночлег.
***
Уже глубокой ночью, долго проворочавшись без сна, Элис встала с постели и вышла в коридор. Соседнюю дверь она открыла бесшумно, прошла внутрь. На кровати, успокоенный и домашний, притягивающий к себе её взгляд, спал Джек, дышал мерно, и сегодня ничто его не тревожило. Мужчина рядом с Лис чувствовал, и чувствовал себя всегда, как дома.
