Иван да Марья
Я резко открыла глаза… Из окна первые лучи Ярило Солнышко, прогоняли засидевшихся звёздочек с неба.
Приснится же такое!.. Ну и ну! Такие бредне мне во сне ещё не являлись. Верчиха? Откуда‑то я знаю это имя? Надо спросить у Марфы, может она слышала о ней.
Я подошла к окну в своей комнаты, прогоняя впечатление от сегодняшнего сна. Оглядев наш небольшой дворик снаружи, с облегчением вздохнула.
Я у себя дома, а не в чудной избушки в лесу. И мне уже не четыре, а четырнадцать. Какой‑то суженный? Хотя ясно. Сегодня же мой обряд совершеннолетие… Не зря говорят, что накануне могут являться странные и чудные сны девушкам. Мол их богиня Макош специально посылает, чтобы проверить насколько девушка готова взрослеть.
Я начала собираться, заправила простынь под матрас и аккуратно сложила подушки друг на друга.
Но всё таки, на всякий случай, а положу ка недоеденный кусок сладкой пастилы под кровать(которую я всегда тащу со стола, чтобы полакомиться перед сном)
Вдруг правда домовые существует, и захотят угоститься.
Я вышла из своей комнаты, в центральную часть нашей избы. Мамины покои были на втором этаже. Внизу же возле печки, ещё храпела Марфа на постели. Ей мама предлагала спать в моих или её покоях, но она сказала, что у нас там зябко, а ей милее, где ножкам тепло. Так она и спит возле печки, даже когда не холодно и мы её не топим. Марфа была лет на пятнадцать старше моей матушки, и приходилась мне тётушкой не та, которая сестра мамы или папы, а та, кто присматривает и обучает разными женскими науками. Вроде готовки, уборки, рукоделию и всяким другим полезностям… Её муж был троюродным дядей моего отца. Он погиб в битве за континентом. Детей у них не было, и после она осталось одна. Тогда папа решил взять её под свою заботу. Марфа в благодарность попросила дозволения обучать всех его дочерей, девичьими ремеслами. Так как у меня были (и есть) одни только братья (то после того случая, случившегося у моих родичей) я осталась с мамой. А Марфа со мной. И мы теперь живём втроём в этой избушки.
Я заметила на грядушки стула, возле кровати тетушки, висело очень красивое голубое платье. С белыми рюшами, покрытое серебристой росписью с разноцветными камнями.
Это наверное мне на мой праздник. Обрадовалась я.
И принялась его быстрее примерять на себя, случайно уронив стул и разбудив Марфу.
– Тю! Чё не спится ягодка?! – спросила сквозь сон женщина. – Погодь шустрая, иголки ещё не вынула! Погодь! Сейчас уколешься.
Но было уже поздно. Не успела я его надеть через голову, так сразу же больно кольнула палец, уронив платье на пол.
– А ну ступай в умывальню, потом причешись, вон все волося позапутанные.
Показала она на мои колтуны в волосах, после ночи.
– Апосле уже будем готовиться.
– Ага! – невтерпеж облачиться в новое платье, я поспешила в умывальню.
Мама уже встала и спустилась к нам.
– Мамочка, сегодня мой обряд!
Радостная подбежала её обнимать.
Она было сегодня очень бледна, и выглядела уставшей. Мама убрала прядь волос с моего лица, улыбнулась и велела, так же идти причесаться.
После умывальни и завтрака, мы с Марфой одели на меня новое платье и заплели косу с лентами под цвет его. На голову я надела узорное очелье[1], по бокам которой были прикреплены рясны.[2] Они свисали вертикально вниз до шеи, сделанные, из разноцветного бисера, изображающий узор огница и символику нашего рода. Я была такая счастливая, любуясь на себя в зеркало. Только вот единственное, что мне портило настроение, это мое родимое пятно. Оно было слегка розоватым, расположенным над левой бровью и чуть переходящее на веко глаза.
– Не волнуйся! Ты же знаешь, когда ты переживаешь, оно ярче становится! – сказала мама.
– Да чего ты переживаешь?! – звучным голосом, успокаивала меня Марфа. – Такая невеста выросла, вон завтра отбоя уже не будет от женихов! Все захотят свататься!!
Я обняла маму и Марфу.
– Ой, боги! Ты чего это дитё! – тетушка тоже крепко прижала меня в свои объятия и прослезившись сказала. – На женихов пока не рассчитывай, мала ещё! Это праздник благодарение богам, что ты теперь девушка и перешла из девочки в девушку, способную продолжать род наш! О суженных пока не думай! Отец велел, что замуж пойдёшь не раньше семнадцати! – помахала мне пальцем Марфа. – Ыхи! Ыхи! – она начала громко рыдать, вытирая слёзы платком. – На держи!
Тётушка протянула мне мешочек, в нём был наручный браслет из золотистых ниток и бисера с символами нашего рода, которые были и на моём очелье.
Я снова крепко обняла Марфу.
– Ты теперь взрослая моя дочка! Теперь ты взрослая… – тихо произнесла мама, и подарила мне что‑то свёрнутое, в бежевую ткань.
Я развернула её, это была красивая свадебный покров и круглый медальон с непонятными рунными надписями.
– Когда‑то моя матушка выходила в этом замуж, и передала мне. А ей её матушка, и так из поколения в поколение, от матери к дочери, нашего рода, мы венчались в этом. Теперь они твои…
От переполненных чувств у меня внутри, я обняла крепко‑крепко маму. А Марфа не прекращая лить слёзы, обняла нас двоих. Мне было очень хорошо и радостно в тот миг.
– Но не раньше семнадцати!.. – напомнила Марфа.
Мы втроём рассмеялись.
* * *
Обряд совершеннолетие у девушек, как и все обряды по нашем обычаям проводят возле воды, рядом с капищам. В нашем поселье Липки, был только один такой в честь Бога Перуна. (Он является покровителем, всех воинов защитник, земель и родов расы великой) Это было небольшое круглый храм, с тремя залами для служения светлым богам. Он был построен в лесу, посреди столетних дубов. Самому старшему, которому насчитывают семьсот лет. Рядом бежит горная быстрая речка. Точнее не речка, а её рукав, которую в три шага можно перейти, от одного берега к другому. А вот выше по течению, ближе к горе, в самой реке опасно купаться, из‑за глубины и сильного течения, оно может вынести на острые крупные камни. Речку прозвали Ведка. По поверьям именно она даёт, местным деревьям такое долголетие.
[1] Лобная повязка.
[2] Подвеска.
