Как целует хулиган

А он хотел вот так же как вчера – пусть ни о чём, но вместе. Просто чтобы смотреть на неё и внутренне замирать. Но в то же время, то, что с ним сейчас происходило, вот это тоскливо‑сопливое помешательство, на которое был убит целый день, злило. Непривычно ощущал себя тряпкой. Хрень какая‑то.

Случайная девчонка, случайная ночь. Захочет – сама придёт, нет – значит, нет. Идём дальше.

Пересчитал деньги заныканные в вытяжку, оказалось прям нехило. Сунул обратно.

Разговор с Рамзой крутился в голове фоном. Даже если не связываться опять с блатной темой и отказаться от его предложения – до осени ещё полтора месяца, точных сроков на «подумать» ему не ставили, а значит, можно успеть крутануть бабло.

Нужно успеть! Больше такого стартового капитала нахаляву точно не будет.

В начале десятого ночи прыгнул в жигулёнка и поехал в гараж.

Долго стоял над обмоткой, содранной с силовых кабелей – где отец столько кабеля взял? Тут можно было бы небольшой цех на предприятии обеспечить. И опять же, тащить это всё в гараж – как минимум глупо, а вообще – опасно. За такое можно реальный срок получить.

Битком загружая багажник обмоткой, в три ходки вывез её в мусорный овраг за кооперативом. А когда, собираясь уезжать, уже закрывал ворота, к нему подошёл какой‑то мужик. Кивнул на гараж.

– Купил?

– Да нет. Отца моего.

– Так Саня батей тебе приходился? Тогда соболезную. Хороший мужик был. А я это, смотрю, возится кто‑то, дай, думаю, подойду… – Долгая непонятная пауза. – У меня вон, в начале линии гараж, видишь, ворота открыты.

Данила кивнул. Пауза.

– А я Сане это, помогал иногда возить… – многозначительно дёрнул бровями.

И до Данилы дошло.

– Кабель?

– Угу, – глянув в сторону сторожки, понизил мужик голос: – Есть ещё. Много. Так я что подумал – может, у тебя есть батины коны в приёмках, так я теперь тебе возить буду? Медь, алюминий.

– А у вас откуда?

Мужик рассмеялся:

– Слушай, ну я же тебя не спрашиваю, куда вы сдаёте, ну? Каждый на своём месте.

– Не знаю. Не планировал цветмет, только чермет. Но я подумаю.

 

Домой вернулся за полночь. Устал, как скотина. Кое‑как обтёрся мокрым полотенцем, кольнул обезбол и рухнул спать. Спину ломило от напряжения, пульсировало в висках. А в носу терпкой кисловатой прохладой стоял запах железа. Просто песня! Дышал бы им и дышал!

 

Глава 12

 

С понедельника возобновились репетиции в институтском ансамбле: в сентябре кафедре Хореографии исполнялось пятьдесят лет, готовился грандиозный отчётник, и всем студентам, готовым пожертвовать летним бездельем ради ежедневных трёх‑четырёх часов репетиций, обещали зачёт по сценпрактике и профильному автоматом. Глупо не согласиться.

Но сейчас Маринка подходила к институту и почти готова была повернуть обратно. За эти два дня полного безделья за Волгой, она настолько накрутила себя отношениями Катьки с Киром, что хоть вообще институт бросай! Видеть их обоих и по‑прежнему вынужденно общаться с ними – выше её сил! Слишком больно. А если они теперь ещё и открыто встречаться надумают…

Но Катька на репетицию не явилась.

После прогона общих номеров начались сольники, и Маринке пришлось отрабатывать «Последнее танго» с пацаном с четвёртого курса. А раньше она танцевала этот номер с Киром!

Это была страстная история в стиле танго, со всеми этими затяжными взглядами глаза в глаза, скольжением губами по шее, закидыванием ноги на талию партнёра и жаркими, трепетными объятиями.

К концу номера, когда Кирилл, практически уронив навзничь, в последний момент подхватывал Маринку у самого пола и утыкался носом в её щёку, имитируя страстный поцелуй в губы, его гладкая мускулистая грудь в глубоком треугольном вырезе футболки всегда часто вздымалась, а спина была взмокшая и горячая. И Маринка, крепко держась за неё одной рукой, а второй прижимая к своему лицу его голову, каждый раз почти умирала от того, что её сердце переставало биться.

Что в этот момент чувствовал Кирилл, она не знала и боялась даже мечтать о взаимности, пока однажды всё не закончилось не носом в щёку, а настоящим поцелуем в губы. Прямо на уроке. От неожиданности у Маринки разжались руки, и Кирилл, не удержав равновесие, рухнул на неё. И именно с этого у них всё и началось.

А сейчас на его месте был этот Дима, тоже неплохой, в общем‑то, парень и талантливый танцор, но Маринку от него тошнило. Она не могла заставить себя смотреть ему в глаза, не дорабатывала по эмоциям, слишком сильно запрокидывала голову, уворачиваясь от его театральных поцелуев, и едва ли не силой держала дистанцию, не позволяя партнёру вкладывать в объятия страстную близость. Непрофессионально, да. Но и нахрен, не больно‑то и хотелось!

Однако танец всё равно разбередил ещё больше. А особенно назойливое ощущение Димкиных рук на теле и понимание, что именно эту постановку Кир повёз в Италию, в паре с девчонкой с пятого курса, которая работает по ночам стриптизёршей в «Воске»

Всё один к одному! Ещё и Катька не пришла – понятно же, что стыдно подруге в глаза смотреть!

Переодеваясь после прогонов, глотала слёзы. Правда что ли бросить к чертям этот институт? Папа будет только рад, если она завяжет с «танцульками» и поступит, например, в «мед», даже обещал поспособствовать. А уж если дерзнёт на академию МВД – вообще счастлив будет!

И Маринка бы дерзнула, но было одно НО: она, в отличие от Катьки, не могла подвести коллектив и слиться за два месяца до ответственного мероприятия, когда каждый человек на счету. И оставалось только гадать, где взять силы, чтобы выдержать всё это через полторы недели, когда вернётся Кир, и они с ним снова станут в пару «Последнего танго»

Ехала домой через весь город в душном, битком набитом автобусе, и было так одиноко! Пожалуй, вот так же ей было только в тот жуткий раз, когда она, семилетняя девчонка узнала, наконец, правду, что мама больше не вернётся. Причём, узнала от самой же мамы, когда та позвонила как‑то утром, когда папа ещё не вернулся с дежурства и, поздравив дочку с поступлением в первый класс, рассказала, что у Марины скоро родится турецкая сестрёнка. А потом со словами: «Нет, я не смогу приехать, но я всё равно очень тебя люблю, зайка!» пообещала прислать к Новому году турецких сладостей. И это в то время как Маринка уже целый год старательно выводила каракулями письма и рисовала рисунки для любимой мамочки! Отдавала их папе, чтобы отправил в красивом конверте, и, изнывая от тоски, послушно ждала, когда же закончится мамочкина «очень важная работа» и она, наконец, вернётся!