Как целует хулиган
На улице народ как потревоженные тараканы разбегался во все стороны. Кому везло меньше – тех ловили и тащили к автозаку, кому больше – отбегали подальше и, улюлюкая в адреналиновом угаре, шли тусить куда‑нибудь ещё. Данила, держась в тени кустов, взял направление за «Удачу», и уже благополучно скрылся в тени арки, когда увидел Маринку.
Она визжала и вырывалась, наощупь расцарапывая менту рожу, а он, со спины удушая захватом за шею, волок её к центральному входу, туда, где стоял переполненный автозак.
– Эу, руки от неё убрал! – на ходу стаскивая с себя футболку и наматывая её на голову, чтобы спрятать лицо, крикнул Данила. – Я тебе говорю, волчара!..
Глава 6
Отбежали всего на пару дворов, когда Маринку вдруг накрыла истерика. Хохотала, как сумасшедшая, так что ноги бессильно подгибались, а Данила волок её за руку дальше, понимая, что на этот раз искать будут глобально. Но она не могла идти, оседала на корточки и задыхалась от смеха. Глядя на неё, заржал и Данила, но он, в отличие от неё, понимал, чем чревато промедление.
Перекинул её через плечо и побежал дальше. Ещё через пару кварталов она вдруг замолотила его по спине:
– Пусти! Пусти, говорю, тошнит!
Прислонилась спиной к дереву, вытянула шею, дыша часто и глубоко. Но ничего, отпустило без экстрима.
– Пойдём, – снова потянул он её за собой.
А Маринка хрюкнула и зашлась в новом приступе смеха.
– Да не могу я, у меня это… Авария! – и вдруг высоко махнула ногой. Из‑под коротенькой юбочки сверкнули трусики. Белые.
Данила машинально перехватил её ногу за щиколотку, положил себе на плечо. Легко. Вообще без усилий. Сглотнул, представив, как эту растяжку можно бы применить в деле… а потом дошло, что Маринка всего‑лишь показывает ему босоножек с отломившемся каблуком.
– Отремонтируешь, пойду!
– Куда пойдёшь? – поглаживая гладкую голень, глупо спросил он, и сделал полшага навстречу. Бедро на плече упруго напряглось, но поддалось, поднимаясь ещё выше. Резиновая, блин. Так, наверняка, и вплотную подойти можно, вжать в дерево и… Кирей как‑то хвастался, была у него одна такая… Низ живота резко скрутило от предвкушения.
– Да пофиг, если честно. Домой мне до утра всё равно нельзя, а больше некуда. И вообще… – лицо её вдруг мгновенно стало злым. – Я теперь свободная, что хочу, то и делаю! Так что, можно даже к тебе. Пофиг!
Резко отвернулась, но Данила успел заметить в её глазах слёзы.
– У тебя что‑то случилось?
– Не твоё дело! – огрызнулась она. – Так что, отремонтировать можешь?
– Легко!
…Когда он окончательно отломал каблук от первого босоножка, Маринка озадаченно нахмурилась. А когда, в пару ударов об бордюр, отломал и второй, абсолютно целый – вскинулась:
– Эй, ты чего делаешь?! Ты…
– Обувайся!
– Их теперь только выкинуть! Ты нормальный вообще?
– Иногда. Обувайся, говорю, и пошли, если не хочешь чтобы тебя в ментуру сгребли.
Она тут же испуганно схватила изуродованные босоножки и, присев на корточки, суетливо завозилась с ремешками. Но вдруг обессиленно опустила руки.
– Думаешь, сильно я его?
– Не знаю. Мне никогда об бошку бутылку не разбивали.
– А вдруг он умер?
– Не думаю. Просто удачно попала. Да не парься, его наверняка сразу свои нашли. И спасибо, кстати, если бы не ты – сгребли бы меня. Если бы он меня ещё до этого не придушил. Сильный волчара оказался. Массой задавил.
Она уткнулась лицом в ладони.
– А если всё‑таки умер?
– Ну… Работа у него такая. Нехрен было шлем снимать.
– Ты дебил? – вскочила она на ноги. – В тебе есть хоть что‑то человеческое? Да он, похоже, обычный опер, а они не надевают шлемы! Максимум броник. Он вообще, наверняка, просто чёрный ход пас, пока ОМОН в зале шухерил!
– Надо же, какие глубокие познания в делах ментовских! А с хрена ли он тогда тебя схватил? На биндюжника ты не тянешь, а девочек‑припевочек вроде тебя они обычно не шмонают.
Она сникла.
– Наверное, потому, что я из окна вылезала. Там, возле кухни. – Обречённо вздохнула. – Ну нельзя мне в милицию, понимаешь? Тем более, из ночного клуба!
Данила окинул её обалделым взглядом.
– Только не говори, что на учёте стоишь…
– Да прям! Причём здесь учёт? Просто если папа узнает… – осеклась, помолчала. – И это… Тебе тоже спасибо, что заступился. Я, если честно, уже думала что всё, конец мне.
– Тогда тем более пошли! – Схватил её за руку. – Мы всё равно ничего уже не исправим, а с повинной можно и утречком, на трезвую голову прийти.
– Я не пьяная! – возмутилась она и, оступившись на первом же шаге, рухнула в его объятия. Снова задрав ногу, уставилась на пристёгнутую к стопе подошву: та была формована под высоченный каблук, и теперь, с плоской пяткой, нос оказался загнутым вверх почти под прямым углом. – Ну и как в этом ходить вообще?
…А Данила видел только её голое бедро с красивым рельефом напряжённых мышц, и отчаянно хотел скорее оказаться в койке. С ней. На ней. В ней. И вообще, как пойдёт.
– Клёво ногами машешь, каратистка что ли?
– А то! И я, между прочим, знаю, как кадык ломать! Папа научил. Показать?
– Опять папа. Я, кажется, всё‑таки начинаю его бояться!
– И правильно делаешь! – Сделала пару шагов и снова остановилась. – Блин, ну невозможно так ходить! Неудобно!
И Данила, зарычав от нетерпения, просто закинул её на плечо…
– Ой, киса! – едва войдя в квартиру, тут же засюсюкала Маринка. – Кс‑кс‑кс… Иди сюда, киса… – Подхватила Барса на руки, зарылась лицом в пузо. – Халосая ки‑и‑иса…
– Вообще, это кот.
– Да? – удивилась Маринка, и бесцеремонно задрала ему хвост. – И правда, кот! Да причём такой… – захихикала, – кинг сайз! Да ты мой холосий ма‑а‑альчик…