Канонарх
«Тщетна вера наша, если Христос не воскрес» – так сказал апостол Павел, который прошёл полсвета, проповедуя Христово Воскресенье. Он же был восхищен на третье небо и слышал там глаголы неизреченные. Видел то, что око человеческое никогда не видело при жизни на земле. Именно там, он узнал о том, что человеку даже на ум не придёт – именно это Господь уготовал любящим Его. Великая Суббота сменяет скорбь человеческую на истинную радость. Как мать забывает боли, которые имела при родах, видя, как растёт и укрепляется духом ребёнок, новая жизнь, новый человек, так и забывается скорбь при виде Воскресшего Христа.
Ровно в полночь начинается Пасхальный крестный ход. Священнослужители в алтаре запевают тропарь 6 гласа «Воскресение Твое Христе Спасе…», и на третьем пении выходят из алтаря, направляясь к улице. Весь народ, держа в руках свечки, идёт цепочкой за священником вокруг храма. Пение усиливается, уже все поют слова Воскресной стихиры. Обойдя вокруг храма и став в притворе священник изрядно покадив, берёт крест с трикирием в руку возглашая:
– Слава Святей и Единосущней и Животворящей и Нераздельной Троице…!
Тут же начинает петь тропарь Пасхи:
– Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!
Подхватывает хор, а в это время батюшка христосуется со всеми прихожанами:
– Христоооос Воскрееесееее!
Все дружно и громко отвечают:
– Воиииистину Воскрееесеее!
В воздухе летает множество невидимых Ангелов, на сердце такое счастье, такая радость, что вот сказали бы: «Сейчас умрёшь!» И ответил бы: «С радостью, с Господом Воскресшим!» Такое настроение Пасхи передается в этот момент на всех прихожан, на всех, кто ждал этого момента, кто сопереживал страдающему Христу. Воистину Христос Воскрес!
Прощание
Ярко и славно встретили Красную Пасху. Радостное настроение было всю Светлую седмицу. Всю неделю трезвонили колокола на звоннице, и слышался задорный детский смех:
– Ещё, ещё хотим!
Наш герой канонарх водил деревенских детей на колокольню и учил звонить. На Светлой неделе по уставу Церковному разрешалось звонить круглые сутки всем желающим. А детям‑то это было в диковинку. Пётр очень любил детей, потому собирал их со всего села и вёл в храм. Они бежали, дёргая его за рукава и, перебивая друг друга, спрашивали о разных небылицах, которые рассказывали им мамки да бабки.
– Дядь Петь, а дядь Петь, скажи, а правда черти от колокольного звона разбегаются?
– Знамо дело, уши затыкают и проваливаются сквозь землю, ей Богу, – с серьёзным видом отвечал Пётр.
– Ух тыыы, прааав‑дааа, – открывали от удивления рты мальчишки.
Пока шли, он рассказывал им о Христе, о Божьей Матери, о святых угодниках. О чудесах, кои они совершали, и о том, что нам необходимо стремиться подражать их житию.
После таких разговоров, уроков колокольного звона, некоторые из детворы стали чаще приходить на Богослужения и с любопытством смотрели, как дядя Петя читает, поёт вместе с певчими, алтарничает. Будущий пастырь старался открыть детским сердцам Христа Бога, любящего всех людей, важность посещения храма и Причащения Святых Христовых Таин. Дома всё было по‑прежнему, но видел Пётр, как мама Марья Ильинична частенько, глядя на него, глубоко вздыхает и всхлипывает. Как‑то раз, подсел сын к дорогой своей мамочке и стал утешать её:
– Мамаша, родная Вы моя, не надо убиваться ради меня. Что ж, лучше было бы, если бы я голову свою на войне сложил, и уже черви доедали бы меня?
– Ды что ты, Господь с тобой, – перекрестившись, изменилась в лице Марья Ильинична.
– Так вот, я и говорю, спас меня Господь‑то! Ведь если бы ни Он, ни молитвы Ваши, не видать бы мне белого света. Потому и вспомнил я на фронте об обещании, которое дал Ему ещё в мальчишестве. Помните, может?
Когда мы с Пашкой овец стерегли, да волки на нас напали? Ведь явился Он ко мне. Даааа! Никто иной, именно Иисус явился, – говорил Пётр, улыбаясь во все свои усы.
Марья Ильинична ласково смотрела на сына и тихо произнесла:
– Понимаю, сыночек, всё понимаю, но… сердце материнское, оно ведь… Мужик ты уже давно, борода вон, голова с проседью, войну прошёл, а для меня всё равно чадо родное.
– Для меня и для всех вас будет лучше, если я буду там, мама. Душу спасать надо, а кто нас вымолит?
Тихо вёлся разговор сына с матерью. За окном ярко светило ласковое весеннее солнышко, ребятишки играли с котятами во дворе, а те, что постарше, помогали по хозяйству Фёдору Романовичу. Пришло время Петру покинуть отчий дом, исполнить благословение. Вечером за столом собралась вся семья от мала до велика. Помолившись, благословив трапезу, глава семейства первым зачерпнул большой деревянной ложкой из чугунка, отхлебнув немного, дал добро, и все остальные ложками наперебой налетели на вкусно пахнущую еду. Фёдор Романович ласково смотрел на детей, приговаривая:
– Ешьте, ешьте, пузыри.
Во время трапезы обычно никто не говорил, соблюдая священную тишину. С этим в семье было строго. Закончив вечерять, отец позвал старшего сына на улицу:
– Пойдём‑ка, покурим, посидим.
