Кликуша
Она бросилась бежать наугад, натыкаясь в темноте на деревья и кусты, запинаясь за торчащие из земли корни, сухие коряги и старые пни. Она падала, сдирая в кровь колени и локти, вставала и снова бежала. Ей все время казалось, что кто‑то гонится за ней по пятам, тянет к ней костлявые лапы, дышит смрадом прямо в затылок.
А потом что‑то злое и темное прыгнуло на нее сверху, вцепилось в волосы и, шипя, поползло по телу гигантским пауком. Прасковья закричала, разум ее помутился от ужаса. Ей показалось, что что‑то большое и холодной заползло к ней в рот. Прижав руки к горлу, она стала захлебываться в собственном страхе, словно в воде. И вода эта была черной‑пречерной, как сама Купалья ночь…
Глава 2
– Ну же, доченька, постарайся, милая! Вдруг еще что‑то вспомнишь? – Зоя гладила руку дочери и то и дело заглядывала ей в глаза.
Но Прасковья смотрела мимо матери пустым, безразличным взглядом. Это пугало Зою, дочь была не похожа сама на себя, сидела на кровати, как кукла. Но местный лекарь сказал, что это обычный испуг, и нужно просто оставить девушку в покое, тепле и не тревожить ее – сама оклемается. А как же не тревожить, если только Прасковья могла рассказать, что на самом деле случилось в лесу на Купалью ночь.
Когда дочь не вернулась с игрищ в назначенное время, Зоя переполошила все село. Выяснилось, что еще одна девушка, Маша, не пришла в ту ночь домой. Едва забрезжил рассвет, мужики и парни отправились на поиски пропавших девушек. Сначала искали у реки, потом двинулись к лесу. И тут Зоя, которая шла в первых рядах, увидела, как Прасковья сама выходит из леса и идет к ним навстречу.
– Прасковья! Доченька! – что есть сил закричала Зоя и со всех ног бросилась к дочери.
Только подбежав ближе, она заметила, что Прасковья бледная, как праздничная скатерть, косы ее растрепаны, а одежда перепачкана грязью. У Зои к горлу подступил комок, нехорошее предчувствие сдавило грудь.
– Тебя кто‑то обидел, доченька? – дрожащим голосом спросила женщина.
Прасковья устало взглянула на мать и покачала головой.
– Нет, мама, – ответила она.
Взгляд девушки был странным – пустым и отрешенным. Зоя осторожно взяла дочь за руку.
– Что же ты в лесу делала, Прося? Где Маша?
Вокруг них столпились мужики и парни, все внимательно слушали, что скажет Прасковья.
– Маша? – спросила Прасковья и задумалась, будто вспоминая, кто такая Маша, – Маша в лесу…
Прасковья осеклась и стала беспокойно оглядываться по сторонам.
– Что же ты Машу‑то в лесу оставила, Прасковья? – крикнул кто‑то из толпы.
– Где Маша, Прося? – тихо спросила Зоя, сжимая руку дочери.
Взгляд Прасковьи помутнел, лицо побледнело еще сильнее.
– Маша попросила меня сходить с ней к лесному оврагу. Ей хотелось сорвать цветок папоротника.
Прасковья отыскала глазами родителей подруги и замерла..
– Говори, Прося, говори, не томи! – нетерпеливо воскликнула Зоя.
– Она поскользнулась и упала в овраг, – тихо выдохнула девушка, – Она… Она разбилась насмерть!
В толпе ахнули, зашептались. Мужики тут же побежали в лес, в сторону большого оврага. А Прасковья с матерью остались стоять, растерянно глядя друг на друга.
– Доченька, как же так? У тебя свадьба через неделю. Тебя‑то зачем в лес понесло?
– Не знаю, мам! – всхлипнула Прасковья, – Маша просила сходить с ней, вот я и не смогла отказать.
Зоя укоризненно покачала головой.
– Ох, девки‑девки! Молодые, беспутые, безголовые!
– Мам! Да если бы я знала, что так будет, разве я согласилась бы идти? Машка так просила, так просила! Что же мне делать‑то теперь, мам?
Зоя обняла рыдающую дочь, прижала к себе и нащупала на ее спине разорванную ткань платья. Обойдя Прасковью и взглянув на ее спину, женщина вскрикнула от ужаса – вся спина дочери была в свежих, кровоточащих царапинах. Словно какой‑то зверь драл ее острыми когтями.
– Прасковья, кто же тебя так? – тихо спросила Зоя, – вся спина изранена.
– Не знаю… Я по лесу бежала, ничего перед собою не видела, падала… – пролепетала Прасковья.
Взгляд ее снова стал отрешенным, она нахмурилась, силясь вспомнить, что с ней случилось, но ничего не помнила, все словно покрылось черной пеленой.
– Прасковья, милая, скажи правду. На вас с Машей кто‑то напал? – еле слышно произнесла Зоя.
– Не знаю. Нет… – растерянно ответила Прасковья, и из глаз ее непрерывным потоком потекли слезы, – мам, я не помню! Я ничего больше не помню!
– Ладно, все‑все, успокойся, не реви, – строго сказала Зоя.
Она взяла дочь за руку и потянула ее за собой. Прасковья послушно пошла за матерью, громко всхлипывая.
– Ничего‑ничего. Сейчас баню затоплю, намою тебя, напарю, чаем травяным напою, и ты сразу в себя придешь, успокоишься.
– Что же делать‑то, мам? Что теперь делать? – без конца спрашивала Прасковья, пока они шли к дому.
Зоя оборачивалась на дочь, смотрела с тревогой на синяки и ссадины на ее теле и молчала. Она пока что и сама не знала, что делать.
***
Вымыв Прасковью в бане, Зоя уложила ее в кровать и укутала теплым одеялом. Девушка закрыла глаза, и вскоре дыхание ее стало ровным, она уснула. Старуха, лежащая напротив, внимательно смотрела на внучку и беззвучно жамкала беззубой челюстью.
– Снасильничали? – тихо спросила она.
Зоя пожала плечами, вздохнула горестно.
– Типун тебе на язык, мама! Говорит, что не помнит ничего. С подругой пошла ночью в лес за цветком папоротника, и все – всю судьбу себе обе переломали. Подруга в овраг упала, шею свернула, а наша, по‑моему, умом тронулась от страха. Что теперь со свадьбой делать – не знаю.
– Молодая, отойдет еще к свадьбе, – спокойно ответила старуха и отвернулась к стене.
Зоя еще немного постояла над дочерью, повздыхала, потом перекрестила ее, пошептала молитву над ее головой и пошла в кухню спать.
***
Прасковья поначалу спала крепко и спокойно. А потом вдруг резко проснулась от того, что кто‑то толкнул ее. Она открыла глаза, осмотрелась, но вокруг было темно и тихо, только бабушка, как обычно, стонала и кряхтела во сне.
