Клятва Гиппо Кратоса

– Как это? – удивился куница.

– Белых клавиш пятьдесят две. А черных – всего тридцать шесть. И расположены черные не через каждую белую, а чередуясь: две, три, две, три… Белые клавиши – это… Как бы сказать… Полноценные, что ли? А черные – это диезы и бемоли.

– Ди… Что?

– Диез – это такой значок. Если стоит перед нотой, надо ближайшую черную клавишу взять вверх. Есть еще бемоль. Если он стоит, надо брать, наоборот, вниз… – И, встретив непонимание в глазах Дункана, Бекка вздохнула: – Короче, черное – просто дополнение к белому. И оно не такое частое, как белое. Дошло?

– Ага… А зачем тогда черное?

– А зачем белому медведю черный нос, умник? И… Смотри‑ка. К нам гости!

По тропинке мимо кустов сирени и жасмина шли Мэри и Дин. Они встречали упитанную белую корову. Она обещалась зайти еще вчера, но вляпалась в историю.

 

Глава шестая: Что рассказала корова

 

– В общем, решила я по пути к тебе, Мэри, лапушка, заглянуть к Элвису… Ох, он такой импозантный бык! И работает в полиции… А какие букеты дарит!.. Дарит и говорит: Луиса, дорогая моя, ты хоть корова и призрачная, а горячее всех живых! А я ему всегда напоминаю, что призраком‑то я была, когда через луну прыгала …

Солнце золотило белую скатерть и причудливо играло на хрустале посуды. Стол накрыли прямо в саду, потому что погода благоволила.

– Кровь любого на этот свет вернет, – улыбнулась Мэри, отпивая крови из бокала.

Бекка налила себе и Дункану в бокалы виноградного сока. Куница решил, что, когда вырастет, напишет целый опус о полезности крови для призрачных организмов.

– Ты смотри! Бекки, у тебя уже сережка? – спросила Луиса.

– Да, Луиса, – с гордостью отозвалась Бекка.

– А я вижу, у нас появился новый индивид? – кокетливо повела плечами Луиса, кося подведенные глазки на Дункана.

– Мой первый подопечный, – сообщила Бекка. – Ду‑Ду.

– Кстати, как твои зайчата? – осведомилась у коровы Мэри. – Детки Баннимена, нашего дражайшего зайца в маске кролика? У них тоже страсть к топорам?

– Лолита и Лоан очень скучают по Бекке. Можно им встретиться поиграть вместе, правда?

– Да, Иса, о чем речь… Но ты не жалеешь, что их усыновила, да?

– Что ты, Мэри, дорогуша… С зайчатами веселей, чем с телятами! К тому же, они такие славненькие… Ни разу не пожалела, что их впустила и угостила вареньем!.. О чем я? Так вот, прихожу я к Элвису. А он мне: «Коровка моя! Я сам к тебе думал заскочить. А то, видишь, какое серьезное дело…». Я уж думала, он себе молоденькую телочку завел – ножки постройнее, рожки поострее… Ан нет! У него дело. И очень интересное!

– И какое? – заинтригованно спросила Мэри.

– Это касается призраков, – дрогнувшим голосом ответила Луиса.

Мэри поперхнулась. Бекка застыла. Дункан замер, не донеся кусок торта до рта – над столом повисло напряжение, и есть в такой момент было невежливо.

– В общем, Элвис сказал, что в городе происходит что‑то странное. Нет, он осведомлен о нас с вами, однако… Мэри, ты ведь следишь, чтобы «новички» не наводнили Механиксвилль?

– Разумеется.

– Во‑от. Но это все мошенники, карманники, преступники… А тут у нас объявилось паранормальное… Призраки, но очень, очень бледные.

– Но полиция ведь не будет это расследовать, так? – мрачно уточнила лисица.

– Ну, конечно! Полиция – это вам не лавка «У‑меня‑Астрал‑наяву».

– И все же это плохая новость, – протянула Мэри. – Бледные призраки… Их точно много? Может, просто слухи?

– А вот тут самое ужасное, дорогуша! – развела копытцами Луиса. – Выхожу я от Элвиса, сворачиваю на тот переулок… И сталкиваюсь с тигром. Но тигр был призрачный! Прозрачный, светится… Но бледный, тоньше и светлее пара… Даже привидения не бывают такими бледными!

Мэри прижала лапку в кружевной черной перчатке ко рту.

– И что же? Он приблизился к тебе? Заговорил?

– Слушай дальше, милочка… Я заприметила что‑то серебряное на его груди. Присмотрелась: а это медальон! И не призрачный, а настоящий. Начищенный, блестящий, как монетка! И на медальоне надпись выгравирована: «Кратос». И рисунок – луна.

– Странно… – прошептала Мэри, но корова продолжила:

– Ладно бы это! Я иду навстречу тигру, а он не шевелится. Потом как взглянет на меня белыми глазищами! Я пячусь, чувствую: что‑то холодное за спиной. Оборачиваюсь, а там волчица! Тоже блеклая, страшнющая… Глаза – как из голубого стекла. Стоит и дышит на меня… Сразу таким ветрищем повеяло! Я забыла, что сама такой была – побежала, куда глаза глядят… Тут уж какое – в гости!

– Не похоже как‑то на призраков, – покачала головой Бекка. Мэри кивнула.

– Да, это, видно, какие‑то другие существа… Но на моей памяти никого подобного нет. А на твоей, Иса?

– Думаешь, я бы пугалась, если б знала, кто они? – хмыкнула корова. – Пускай твои ребятки будут на чеку, Мэри.

– А… волчица… Она была такая… белая, да? – очень тихо уточнил Дункан, робко поднимая лапку.

На него немедленно воззрились четыре пары глаз – трех дам и одного дворецкого, очень вовремя решившего подать закуски.

– А ты откуда знаешь, солнышко? – негромко осведомилась Луиса. – Тоже встречал ее?

– Не то чтобы… Это глупо, но… Вчера вечером, – начал Дункан, косясь на Бекку, – мы с ней пробрались в малую гостиную, и Бекка мне играла на фортепиано… Было красиво … Но я увидел… Увидел…

– Что ты там увидел? – грозно вопросила маленькая волчица.

– Волчицу и другого зверя, – ответил Дункан. – Как мелкая зубастая собака, но страшная… А волчица… Она такая… Как Бекка, но совершенно белая. И… они дрались. Волчица и этот зверь. Волчица победила.

– Видение? – засомневалась Мэри.

– А что ты играла? – спросила Луиса.

– Папину последнюю сюиту… – проговорила Бекка. – Но, сколько я ее ни играла раньше, никаких волчиц я не видела… Может, у тебя глюки? Может, ты тю‑тю, а, Ду‑Ду?

– Нет, на самом деле звучит не так уж и безумно, – возразила Мэри. – А, скажи‑ка … Когда твой отец написал эту сюиту?..

– Да за месяц до смерти, я думаю, – пожала плечами Бекка. – Или за два…