Когда босс – извращенец

Конечно же у них работают самые лучшие, самые внимательные охранники, которые обязательно заметят сигнал, который подал босс.

Стоит мне только уверить себя, что очень скоро мы выберемся отсюда, как вдруг фонарик в руке босса резко выключается.

– Тоже батарея села – равнодушно констатирует Азамат Рустамович.

Нет, только не это…

Обхватываю себя за плечи и до боли впиваюсь ногтями в кожу.

– Босс… – дрожащим голосом зову я.

– Что? – равнодушно доносится откуда‑то из темноты.

– Я боюсь темноты. В смысле, очень‑очень боюсь.

От страха становиться холодно.

Чувствую, что босс всё еще рядом, но то, что я совсем не могу его разглядеть, приводит меня в ужас.

– Я…Понимаете, у меня зрение плохое, я линзы ношу… – зачем‑то говорю ему.

Парализующий страх холодом разрастается по груди, заполняет конечности и медленно расползается по всему телу.

– И что?

– Мне врач в детстве постоянно говорил, что я скоро ослепну. От меня так пугал, чтобы я много не читала, чтобы глаза не напрягала, потому что зрение очень быстро падало.

С каждой секундой понимаю, что контролировать себя становиться все сложнее. Я вот‑вот впаду в истерику.

Босс молчит, а я продолжаю.

– Я с детства боялась, что открою глаза, и ничего не увижу. Только темноту. Я сплю с ночником постоянно, понимаете? – уже на высоких нотах заканчиваю я.

Ужас от того, что я снова и снова открываю глаза и ничего не вижу, возвращает меня куда‑то в детство.

Умом я понимаю, что в лифте просто нет света, но это понимание находится где‑то на поверхности, а страх…Тот самый страх из детства – он глубоко внутри.

Где‑то так далеко, что мне до него не дотянуться.

– Ань… – совершенно другим голосом обращается он ко мне.

Вся едкость куда‑то исчезла.

– Азамат Рустамович – быстро, порывисто дышу, чувствуя, что у меня начинается истерика.

Воздуха не хватает и в голове рождается новый страх – что, если мы здесь задохнемся?

Вздрагиваю от неожиданности, когда рука босса снова касается моей талии, только на этот раз там и остается.

– Ань, все хорошо.

Он уверенно притягивает меня к себе.

От страха тело уже сотрясает мелкая дрожь.

Вместо того, чтобы оттолкнуть его, сейчас я сама обхватываю его за шею, утыкаюсь носом в его грудь и крепко‑крепко зажмуриваю глаза.

Прямо будто плюшевого мишку обнимаю.

То, что у этого мишки что‑то бессовестно упирается мне в живот, я благоразумно решаю игнорировать.

Бракованный немного.

– Всё хорошо, Ань – вторая рука босса принимается гладить меня по волосам, а я еще плотнее прижимаюсь к его груди. – Просто закрой глаза и представь, что ты спишь. Ты ведь когда спишь, тоже ничего не видишь, верно?

– Верно – шмыгнув носом, соглашаюсь я.

Меня папа в детстве так успокаивал.

Я как‑то после посещения того врача проснулась среди ночи и от страха закричала на весь дом. Даже сдвинуться с места не могла, думала, что уже ослепла.

Папа мне тогда ночью то же самое говорил. Так же обнимал, по волосам так же гладил…

А на следующее утро поехал в магазин и купил мне ночник, с которым я до сих пор не расстаюсь.

Виталик всегда смеялся над этим моим страхом, а когда увидел розовый ночник с рюшками, то у него вообще истерика началась.

Он даже как‑то грозился, что выкинет его, говорил, что давно уже пора взрослеть и всё это глупости…

Смелый он просто, а я трусиха.

В объятиях шефа я расслабляюсь на столько, что начинаю реветь.

Видимо, окончательно почувствовав себя в безопасности, решаю, что теперь уже можно и расслабиться.

– Босс – всхлипывая, зову я.

– М‑м‑м?

Он, не переставая, успокаивающе водит ладонью по моим волосам.

Что‑то внутри меня пытается сообщить мне, что это странно и неправильно, но я всё это упорно игнорирую и продолжаю бессовестно использовать своего босса.

– У вас рубашка белая. Я ведь вам её тушью измажу…

Босс долго молчит.

Задумался, наверное.

Глубоко так вздыхает.

– Измазывай – наконец, позволяет он.

От этого я еще больше растрогалась.

– Спасибо – совсем уж надрывно выдаю я.

Всхлипываю чуть громче, когда его рука почему‑то останавливается.

– Слышишь? – спрашивает он.

Замираю, резко переставая рыдать. Пытаюсь уловить посторонний звук и действительно, снаружи сначала едва слышно, а потом уже более отчетливо доносится какая‑то возня.

Я почему‑то подумала, что сейчас мне придётся распрощаться с объятиями босса, но он все так же крепко меня держит.

Когда двери лифта открываются и холодный офисный свет касается кабины, прогоняя абсолютную темноту, я сама тут же выпрыгиваю из лифта.

Ко мне мгновенно возвращается чистое, не затуманенное страхом сознание.

На босса теперь стараюсь не смотреть. Почему‑то мне кажется, что если бы он и в самом деле меня отшлепал, мне сейчас было бы не так стыдно.

Страхи – это, всё‑таки, слишком уж личное.

– Долго – сухо замечает Азамат Рустамович, глядя на охранника.

Тот пытается что‑то сказать в свое оправдание, но я не слушаю, мне не до него.

Глубокий вдох. Выдох. Снова вдох.

Пока пытаюсь успокоить бешено бьющееся сердце, понимаю, что мы приехали как раз на двадцать шестой этаж.