Комната N11. Под радугой

Два ближайших дня у меня были плотно заняты, причем не по моей воле.

Я почувствовал досаду, но жизнь диктовала условия.

– Спасибо, Вера, – я вздохнул. – К тебе в общагу – это как раз то, о чем я мечтал всею сознательную жизнь…

– Спасибо на добром слове!

– …Но завтра я не смогу, и послезавтра тоже. Хоть тресни, никак. Можно, приду послепослезавтра?

– Конечно можно, – она кивнула. – После‑послезавтра, сразу после занятий.

– После чьих занятий? – уточнил я. – Мы вроде с разных факультетов, я тебя по универу не помню. Я на информационных технологиях, последний курс бакалавриата, у меня занятия когда сам захочу, тогда и закончатся. А ты?

– Я вообще экономист, на втором курсе и занятия посещаю от и до, у нас проверяют, как гестапо. Часа в три приходи, в четыре. Нашу общагу знаешь?

– Знаю, конечно: я тоже когда‑то ездил в универ на трамвае. На углу Аксакова и Свердлова, у самой остановки. Через квартал от главного корпуса?

– Нет, Данил, я в другой живу. Возле универа пятая, я в седьмой.

– Слушай, а это где?

– В Зеленой Роще.

– И ни фига ж себе тебя занесло! – я покачал головой. – Как ты оттуда ездишь на занятия?

– Никак не езжу, просто хожу. Это же как раз около экономфака.

– Надо же… – я вздохнул. – Как я отстал от жизни…

– Найдешь?

– Найду, конечно, по карте чего не найти? Но сколько живу на свете, в общаге ни разу не бывал. Меня туда пустят вообще? При входе обыщут?

– Не обыщут. До двадцати трех часов пропускают кого угодно по студбилету.

– Отлично. Через два дня жди. Какой у тебя номер комнаты?

– «Две пиписьки», – ответила Вера.

– Две чего?

– Пиписьки. Номер – одиннадцатый. Она говорит, что ей напоминает.

– Она – это твоя сестренка? – догадался я.

– Моя соседка. Ей все на свете напоминает пипиську.

– Круто.

Вера поморщилась.

– Вы там болтать долго будете? – опять послышался Танин голос.

– Уже не долго, – ответил я и убрал табуретку от двери.

Воздух квартиры казался свежим после кухни.

Словно дождавшись момента, на Вере замурлыкал мобильник.

– Ну вот, – сказала она. – Не тем автобусом приехала, раньше. Пора бежать. Хорошо, успели потрахаться.

– Дай я тебя хоть поцелую, – попросил я.

– Зачем?

– Не знаю. Просто захотелось.

– Сейчас не будем целоваться. Помаду смажешь, перекрашиваться перед улицей неохота. Придешь в гости – поцелуешь все, что захочешь.

– Хорошо, – согласился я. – Может, тебя подвезти? Я на машине.

– Да нет, спасибо, поеду на маршрутке, меня укачивает.

– Ну ладно тогда, – я кивнул. – До послепослезавтра.

– До послепослезавтра, – ответила Вера и пошла в переднюю.

В комнате ничего не изменилось – все так же пахло пивом и салатом, все так же обжимались парочки, готовясь к походу на кухню.

Сменившие нас управились быстро. Незнакомый парень скользнул в ванную, Таня прошла мимо меня на балкон, опять закурила.

Я выглянул туда.

– Пичугин, что тебе надо, – не оборачиваясь, она выпустила струю дыма. – Скройся, не мешай релаксу.

Я пошел прочь.

Больше здесь делать было нечего.

 

2

 

Во времена прежних поколений студенты только учились и веселились.

Кое‑кто – например, Андрей – веселился и сейчас, у него имелись условия. Я веселился мало, на веселье не хватало сил.

У Андрея были нормальные родители, у меня – такие, что не хотелось говорить.

Я, конечно, и при них бы не голодал и ходил не в сланцах с вьетнамского рынка, но минимального уровня благ недоставало.

Последние два года – на третьем и четвертом курсах университета – я работал.

Точнее, служил приходящим компьютерщиком в небольшой сети ресторанов «Русская пицца».

Работа давала возможность не чувствовать себя отбросом, но высасывала силы, поскольку при всем прочем мне приходилось учиться.

Учился я по‑настоящему – не только потому, что не имел денег на покупку оценок. Прежде всего я хотел овладеть специальностью, мечтал в будущем жить лучше, чем в настоящем.

Сегодняшний вечер выпал свободным от суеты, что само по себе являлось редкостью.

Спустившись во двор, я отпер свою грязно‑баклажановую «семерку» и открыл все четыре двери.

Сейчас стоило радоваться, что Вера отказалась от предложения подвезти в общежитие номер семь.

Машина была инжекторной, но в салоне воняло бензином хуже, чем в карбюраторной «копейке». С наступлением тепла каждая поездка стала требовать предварительного проветривания. Нормальная девушка – будь хоть трижды деревенской – в ней бы просто умерла.

Убогий автомобиль принадлежал отцу, но он ездил мало: только в сад, а на работу добирался общественным транспортом.

Несмотря на редкие поездки, «семерка» постоянно ломалась. У моего родителя руки были вставлены не тем концом и не в то место, а я умел все, занимался ремонтом.

В прошлом году, в очередной раз восстановив систему зажигания, я отжал машину себе.