Куколка. Ничего и не было

Сегодня был важный день, но Татьяна его провалила. Она старалась из последних сил. Изматывала свой организм до предела. По утрам расшатывались нервы, в обед страдал желудок, вечером болели ноги. Но больше всего ныло сердце. За маму.

Татьяна боялась даже представлять, как она будет расстроена. Мама ведь вложила в нее всю душу, лишь бы она танцевала и исполнила мамину несбывшуюся мечту – стать примой. Мама избавила Татьяну от всех забот, оборудовала комнату специальным покрытием и станком для дополнительных тренировок, исполняла все ее прихоти, сама работала не покладая рук. Ни на секунду не сомневалась, что получится. И чем больше мама верила, тем больше Татьяна ее подводила. Хотя из кожи вон лезла, чтобы оправдать мамины ожидания. И до последнего года это кое‑как получалось.

День начался стандартно. Как и предыдущие дни за все восемь лет, что она училась в академии. Ранний подъем, плотный завтрак, разминка и толкотня в автобусе в час пик до места учебы. Небольшая прогулка под дождем. Кусочек серого неба. Глоток запыленного воздуха. Наконец, деревянные двери здания‑памятника архитектуры.

Внутри длинный коридор, полутемный, полусонный, в котором вполне могли завестись и прижиться привидения. Потом большой и светлый зал со спертым воздухом, впитавшим в себя пот тысяч студентов. А затем тренировки, прыжки, фуэте и многое другое, что изнуряли до изнеможения. Опять нужно было демонстрировать легкость и четкость выверенных движений. Вновь мучить тело с целью восхитить чужие взгляды. Снова пытаться передать красоту через боль и терпение.

Этот день отличался только одной маленькой деталью – наличием экзаменационной комиссии, состоящей из важных людей в театральной сфере, от степени восхищения которых во многом зависела судьба выпускников.

Татьяна вспоминала, как готовилась к выступлению на экзамене, как стояла под дверью зала и пыталась усмирить сердце, как влетали в прыжке высокая и воздушная Муравьева, затем ловкая и быстрая Даша, а потом пришлось и ей, слабой и дрожащей.

Первый прыжок дался несложно, но ноги становились ватными, чуть не сломались на приземлении. Затем фуэте. Муравьева справилась превосходно. Устремила длинную, изящную ногу вверх, обернулась и упорхнула в дальний угол. Сердце Татьяны забилось в такт аплодисментам, которыми разразилась комиссия после Муравьевой. За ней повторила то же самое Даша. Настал ее черед.

Она оторвала онемевшую ногу от земли, подтолкнула себя вперед и хотела вспорхнуть как Муравьева, но с грохотом приземлилась на гладкий пол, словно неоперившийся цыпленок. Поймала испуганный взгляд Муравьевой, услышала краем уха, как цокнула Даша, и взглянула на испещренное морщинами лицо Афанасия Семеновича Прохорова, ректора академии, сидевшего в центре комиссии. Уголки его губ опустились, и кривой рот сжался в легком недовольстве.

Остальные судьи смотрели на Татьяну, как на камень. И она ощущала себя им. Отвердевшим от стечения времени, закаленным тяжелыми условиями, неподъемным, но легко разрушимым, если бить в определенную точку, валуном. И эта тяжесть не дала ей совершить следующий прыжок. Ноги словно обмякли. Боль оцепила стопу. Минутная жалость, промелькнувшая в глазах Муравьевой, сковала Татьяне сердце. Получилось неудовлетворительно.

– Прошу, – услышала она приятный голос бармена.

Татьяна не понимала, как так выходило, что сам он весь ее раздражал, но все по отдельности в нем нравилось.

Она повернулась обратно к стойке, на которой стоял фигурный бокал с оранжевой жидкостью и со льдом внутри. На стенке висела крупная долька апельсина. Из жидкости торчали две трубочки: одна – прямая, а вторая – изогнутая буквой «Г», и бумажный мини‑зонтик. Татьяна уже подумала, что бармен специально вставил две трубочки, ведь она видела в кино, как парень с девушкой флиртуют, пока пьют коктейль из одного бокала, но, осмотревшись по сторонам, поняла, что у всех посетителей с коктейлями так, и прикусила губу.

Татьяна глотнула на пробу немного. Спирт почти не ощущался, его перебивали свежие и сладкие соки и сиропы. Вкус оказался экзотическим и насыщенным. Захотелось еще, и Татьяна сделала большой глоток.

– Интересно, а на «Поцелуй на пляже» ты бы согласилась?

Парень заманчиво улыбнулся. Белоснежная, хоть и неровная, с выступающими вперед верхними клыками, улыбка волновала Татьяну. Снова где‑то на дне подсознания она ответила «да», но внешне сохраняла холодное спокойствие, как привыкла делать всегда, когда парни пытались с ней заигрывать.

Мама учила, что настоящая женщина должна немножко пренебрегать мужчиной, дабы подольше сохранить его интерес. На собственном опыте Татьяна чаще сталкивалась с обратным эффектом: видя ее неприступность, парни быстро отставали. В большинстве случаев это был желанный результат, но иногда хотелось, чтобы незнакомец пытался еще.

Она хмыкнула, одарив бармена коронным высокомерным взглядом.

– А что, есть и такой коктейль? – самодовольство от собственной находчивости сквозило в голосе.

– Сейчас будет, – хмыкнул он.

Парень отошел к зеркальной стене, полностью завешанной стеклянными полками и уставленной бутылками. Взял несколько из них, уже опустошенных наполовину, и смешал в шейкере. Затем порезал фрукты туда же, добавил пару специй, расколол лед и начал все это трясти. Через пару минут перед Татьяной возник второй коктейль: розоватого цвета, тоже со льдом, но теперь помимо трубочек его украшала долька лайма, а внутри плавали кусочки зеленого винограда.

– Комплимент от шеф‑бармена, – ухмыльнулся парень. – Попробуй. Если понравится, включим в меню.

Татьяна еле сдержала улыбку в уголках губ. Ей понравилось, как он быстро и ловко придумал и сделал новый коктейль. Специально для нее. Но голос мамы в голове звенел как пожарная сигнализация и предупреждал: «Будь сдержанней! Пренебрегай!». Поэтому, прежде чем сделать глоток, она спросила о цене.

– Это же комплимент, – бармен раскрыл ладонь, как бы жестом показывал, что все даром, но тут же опроверг свои действия. – Поэтому всего пятьсот рублей.

Татьяна нахмурилась и отодвинула бокал от себя, решив закончить на этом флирт, но он весело засмеялся и пододвинул бокал обратно к ней.

– За счет заведения. В целях дегустации.

Она недоверчиво взглянула на весельчака и попробовала новый напиток. Он оказался еще вкуснее и насыщенней, чем предыдущий. В нем было все ровно то, что нравилось Татьяне: и сладость, и кислинка, и свежесть. Но признаться в этом она посчитала лишним. В приверженности стратегии матери самым верным шагом ей показалось отвергнуть этот комплимент.

– Ну, как тебе «Поцелуй на пляже»?

– Приторно. «Секс» лучше, – выдала она экспертное мнение.

– Полностью с тобой согласен, – с энтузиазмом подхватил парень. – Секс всегда лучше поцелуя.

Татьяна опять с трудом сдержала улыбку, хоть в уме и пристыдила его за похабную шутку. На ее тонкой коже смущение всегда очень сильно выделялось, поэтому оставалось уповать только на приглушенный и неотчетливый свет дизайнерских ламп. Ему в лицо она закатила глаза и продолжила пить свой «Секс на пляже», который после «Поцелуя» казался пресным. Парень смотрел все так же нахально.

Сидящая рядом пара попросила повторить им напитки, и бармен принялся исполнять заказ, уйдя в другой конец стойки. Татьяна наблюдала за ним: как резко он двигался, как небрежно подкидывал фрукты, как успевал параллельно посмеяться с уже пьяными клиентками, как что‑то объяснял коллегам, то и дело отвлекающим его от работы. Свободные и четкие движения завораживали.