Личное дело опера Иванова

Но, положа руку на сердце, уж лучше бы она снова вырядилась, вот честно! Несмотря на естественную кобелиную реакцию тела, недельку‑другую он бы перетерпел. Главное, что сама Краснова в таком виде не вызывала у него ничего, кроме раздражения. В отличие от сегодня, например, когда так и тянуло её рассматривать – каштановые волосы на плечах, румянец, опущенные длинные ресницы… А уж про то зелёное платье, слегка приоткрывающее коленки, лучше вообще не вспоминать. Тем более теперь, когда выяснилось, кто такая эта Краснова в прошлом. Девочка из подшефной школы. Но, как ни странно, именно их давнее условное знакомство и подогревало сейчас нездоровый интерес.

Ну вот и что это за наваждение – снова любимые грабли?

Он ведь однажды уже повёлся на такую, вот, молодую да раннюю. Познакомились с ней случайно через сестру подруги одного знакомого. И началось! Ирка проходу не давала, липла, как кошачья шерсть на шинель. Гордилась им, перед подружками хвалилась: вот какого ухажёра себе урвала – Милиционер! Уголовный розыск! А ему, дураку, лестно было, чего уж там. Ну и совратился на неё, восемнадцатилетку аппетитную.

Любовь ли это была, или нет, но она была ненормальная какая‑то, как зависимость. И всё, что Андрей помнил о ней теперь, двенадцать лет спустя – свою патологическую тягу доказать, что он мужик «не хуже остальных» Как‑то маловато для воспоминаний о любви, да?

Да и закончилось всё банально – залётом. Ну и штампом в паспорте. Всё по‑честному, хотя и вопреки воле её родителей, непростых товарищей из верхов районной администрации. Они настаивали на аборте и дочуркино замужество восприняли как личное оскорбление, а поэтому, в воспитательных целях дали ей пинка под зад во взрослую жизнь. Из уютного родительского гнёздышка – да в съёмную комнатёнку «два на четыре» к новоиспечённому мужу.

Первые полгода ещё ничего, а потом началось: необустроенный быт, орущий ребёнок. Иркины упрёки, истерики, депрессии. Андреевы дежурства сутками напролёт, как спасение из дурдома и движение к самой важной для него на тот момент цели – получению служебной трёшки, чтобы было, куда семью перевезти.

…И обманутые совсем ещё по‑детски глупые ожидания жены по поводу того, что эта квартира оказалась не новостройкой где‑нибудь в центре, а простой «хрущёвкой», требующей ремонта, в их же родном районе…

Не тянул он её, золотую девочку, чего уж там, но признаваться в этом – как серпом промеж ног!

…Потом претензии в загубленной молодости и жалобы на скуку. Торжествующие улыбочки «родственничков», кидающих содержание на карманные расходы лично непутёвой дочери.

…К подружкам с ночёвками, в профилактории по одиночным путёвкам, пока Андрей с дочерью на отгулах в деревне у мамы…

Ссоры, примирения. Разбежались–съехались. И снова по кругу. Год за два, а то и за пять.

Второй ребёнок – по его настоянию, как отчаянная последняя попытка связать разваливающуюся семью… И диагноз «аутизм» на третьем году жизни сына – как приговор. Ну и Иркино бегство. Не развод, а именно бегство – циничное предательство собственных детей.

Доигрался, одним словом, с молодухой. На всю жизнь хватит! Но Ирка хотя бы на девять лет младше была – ещё куда ни шло… А Краснова – на четырнадцать! Четырнадцать!

Сумасшедшая молодёжь, что у них на уме?

– Андрей Иванович!.. – донеслось вдруг откуда‑то из пучины раздумий.

Андрей оглянулся. Его догонял взмыленный помощник Петров.

– Фу‑у‑ух… Я вам от самого Галантерейного кричу… – упершись руками в колени, задохнулся он. – У нас там это, короче… Разбойное на почтальонку, которая пособия разносила. Сама не пострадала, а вот сумку забрали. Там, правда, денег уже почти не было, но бумажки, отчётность, квитанции и что там у них ещё… Фу‑у‑ух… Нападавших двое. Чисто навскидку, по описанию – вполне могут оказаться освободившимися из мест лишения. Я уже прошёл по трём надзорным адресам, там всё спокойно, не придерёшься.

И Андрей тут же переключился. Бывшая жена и Краснова с этим её зелёным платьем моментально поблекли и исчезли, как что‑то совершенно незначительное.

– Молодец, Василий! Теперь давай ещё раз и обстоятельно – что, где, когда?

***

В общаге было сумрачно и затхло. Впрочем, как всегда. По коридорам гулял запах плесени, пригоревшей еды и нечистот. Откуда‑то из дальних комнат доносился радостный голос Валерия Леонтьева: «Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он им светит! Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут – а он горит!» Но пластинка, видно, была поцарапанная, потому что музыка то и дело прыгала, на что смачным забористым матом возмущалась какая‑то женщина. Андрей прислушался. Ну точно. Это из двенадцатой. Значит, Семёнова.

Впрочем, до Семёновой ему дела не было. Постучал в шестую комнату к Петруниным. Тишина. Принюхался к щели у косяка – ничего особенного. Прошёл на кухню, пролез по шкафам, по сваленой в углу старой утвари – кастрюлям‑сковородкам. Ничего. Хотя, он и не думал, конечно, что самогонный аппарат будет стоять вот так, открыто. Если где и лежит – так это либо в комнате, либо вон в том, закрытом на висячий замок ящике.

В кухню сунулся и, увидев милиционера, тут же испуганно сбежал пацанёнок из десятой. Андрей вернулся в коридор, снова постучал в шестую. Обернулся на звук лёгких шагов за спиной – к нему, привыкая после солнца к полумраку, шла девчушка из седьмой и, с каждым шагом всё больше различая форму Андрея, настороженно замедлялась.

– А, Люда, здравствуй! – предупреждая её бегство, первым шагнул он к ней навстречу. Впрочем, девчонка эта была на удивление адекватная. Во всяком случае, пока. Пока её не перетёрла и не подмяла под себя вся эта неблагополучность окружения. – Как дела? Как мама?

Девочка настороженно зыркнула на дверь своей комнаты.

– Нормально.

– Не пьёт?

– Нет…

Да уж куда там, нет! Вот только на прошлой неделе сигнал из вытрезвителя был.

– А ты как? Как учебный год закончила? Без троек?

– На отлично.

– Ого! Да ты умница! Какой класс?

– Восьмой.

– Ну молодец! А скажи, соседи ваши из шестой комнаты, они как?

Люда дёрнула плечами:

– Нормально.

Но по её лицу, не ускользнув от внимания Андрея, мелькнула тревожная тень.

– Сосед как себя ведёт? Часто его видишь?

Она мотнула головой «Нет», но ответила невпопад:

– Да.

– И как? Я имею в виду, водит ли компании, не буянит ли?

Она молчала. Ох уж эти понятия о «нестукачестве»! Андрей задумчиво почесал подбородок.