Лирелии – цветы заката

– Поцелуй меня на прощание, – попросила она, слабея с каждым ударом сердца.

Я словно умирал вместе с ней. С выдохом припал к ее губам, тщетно надеясь, что судьба нас все же пощадит. Наш последний отчаянный поцелуй с солоноватым привкусом крови. Прямо над нами в небе раздался оглушительный гром, и с неба упали первые капли дождя. Мой прежний мир стремительно превращался в руины. Мертвенный огонь горел внутри меня, сжигая все до пепла.

– Вечность уже за твоей спиной, – едва слышно прошептала она и закрыла глаза.

Теперь уже навеки. В тот миг моя душа разлетелась на осколки, а в сердце поселилась бесконечная, как тьма Вселенной, пустота. Дождь стал усиливаться. Вмиг потемневшее небо рассекла ветвистая ослепительная молния.

– Вальгард! – окликнул я брата. – Подойди сюда.

Ответом мне было молчание.

– Вальгард! – крикнул уже громче, поймав себя на мысли, что совсем не слышу его.

Я хотел обернуться, чтобы вновь его позвать, но не успел. Позади мелькнула черная тень, чья‑то стальная хватка дернула меня за волосы, вынуждая запрокинуть голову, и шею пронзила боль, как от звериного укуса. Безуспешно пытаясь освободиться из цепких смертельных объятий неизвестного зверя, я ощущал, как стремительно слабею, словно вместе с кровью это нечто выпивало и мою жизнь. Я от природы был силен, но эта тварь оказалась в разы сильней. Теряя сознание, я вдруг почувствовал мощный толчок, после чего упал на землю. Около меня, где‑то совсем близко, послышались возня, рык и звуки борьбы, а потом мне разжали зубы, и рот заполнило что‑то теплое, соленое, с металлическим привкусом. Неужели меня поят кровью? Я закашлялся.

– Пей! – приказал чей‑то голос.

Прежде чем мое сознание окутала тьма, я успел подумать, что если это смерть, то я должен успеть догнать мою Ингерд.

 

⁂

 

На следующий день на закате я смотрел на пламя погребального костра, ощущая, как пустота внутри постепенно разрастается и пожирает меня. Теперь у нее на это будет очень много времени. Целая вечность…

Олег и Вальгард хоронили остальных погибших, а я предал огню истерзанное бренное тело своей жены. Всего лишь один день перевернул мою жизнь так, что теперь я сам себе напоминал человека, ищущего выход из темной комнаты с завязанными глазами. Олег, который напоил меня и Вальгарда своей кровью, объяснил, что на наше поселение вероломно напал двоюродный брат моего отца – Роальд, ставший ради этого вампиром. Нас с братом он обращать не планировал, убил, как и всех остальных, предал.

Наша усадьба, наши родные земли по закону перешли к нему. Я был готов ко многому, но все произошедшее оказалось слишком даже для меня. В душе царил поистине вселенский хаос, и я не ведал, что ждет меня впереди и что делать со своей жизнью. Теперь уже вечной. Думать об этом было странно. Или даже страшно… Моя прежняя жизнь, совершенно обычная еще два дня назад, отныне казалась чем‑то недостижимым и навеки утраченным. Еще недавно я знал, что, как старший сын и наследник, должен принять дела отца и потом, через много лет, передать земли своему старшему сыну. Сыну, которого мне родила бы Ингерд. Я так ее любил, что и мысли не допускал, что так скоро ее потеряю.

Чувство непоправимого одиночества сдавливало мне сердце, подобно тискам, заставляя меня тонуть в унынии и скорби. Оранжевые языки огня поглотили ту, что навсегда осталась в моем сердце. Я сидел возле костра и жаждал расправиться с Роальдом собственноручно – жаль, что Совет потомков Фаэтона казнил его.

Еще до рассвета мы с братом покинули наши родные земли, исчезли без следа, как будто погибли вместе со всеми. Так и началась моя новая жизнь. С постепенного и мучительного осознания потери любимого человека, когда все, что у тебя осталось, – память. Олег подарил нам жизнь, с которой я тогда не знал, что и делать. Мне казалось, у меня нет будущего. В тот момент я не осознавал в полной мере того, кем стал теперь. Рассказ Олега о других расах, мирах и пространственных порталах плохо укладывался в голове и звучал как бред душевнобольного с богатой фантазией. Но это стало нашей новой реальностью, и ее стоило принять как можно быстрей, чтобы не сойти с ума. Светлый разум мне еще пригодится. Вновь и вновь в памяти всплывали последние слова супруги. Они не выходили у меня из головы, и я то и дело задумывался над их смыслом. «И через сотни лет я вернусь осенним днем. Моя дорога к тебе будет устлана листьями и туманом».

Ингерд в первую же ночь нашей супружеской жизни поведала мне, что с детства могла предвидеть некоторые события, но только те, которые не касались ее самой. Собственная судьба оставалась для нее загадкой, и она всегда говорила, что это к лучшему. Неужели перед смертью Ингерд смогла увидеть что‑то о себе?

Сотни лет… Боги, это же сколько времени? Тогда мне даже страшно было подумать о том, что можно столько жить. Если бы только рядом была она…

Вспоминать Ингерд, ее смех, ее платиновые волосы, изумрудную зелень глаз и шелковую нежность кожи было невыносимо больно, а не думать о ней – во сто крат больнее.

– Я дождусь тебя, Ингерд. И найду, где бы ты ни была. Только вернись. Только вернись! Если же ты не вернешься, эти бесконечные годы ожидания потеряют всякий смысл. Как и вся моя вечная жизнь, – часто говорил я с ней как с живой.

Как ни парадоксально, даже находясь в Небесном мире все эти сотни лет, супруга придавала смысл моей жизни, вдохновляла меня и вселяла надежду. В минуты невыносимой печали я думал о том, что это нужно пережить ради того, чтобы однажды мы снова были вместе. Осваивая новые ремесла, я думал о том, что моя Ингерд сказала бы на это. Понравилось бы ей то, чем я занимаюсь? Когда я увлекся изучением драгоценных камней и ювелирным делом, то, изготовляя очередное украшение, думал о ней и представлял, как бы оно выглядело на моей супруге. За все это время у меня собралась целая коллекция, посвященная Ингерд. Эти украшения, заботливо окутанные чарами стазиса и защитой от воздействий внешней среды, терпеливо ждали своего часа. Как и я.

Одно лишь огорчало меня – с некоторых пор Ингерд перестала мне сниться. Если быть точным, то около двадцати лет назад. Эти сны были подобны ниточке, связывающей нас сквозь миры и годы, и мне всегда казалось, что некая часть ее души всегда где‑то рядом. Но когда она перестала являться мне во снах, эту ниточку словно обрубили. Я безумно скучал по этим встречам и терзался мыслями, почему же так произошло. Неужели ее душа чем‑то обижена? И в тот момент, когда меня переполняли боль и горечь, от которых хотелось бежать на край света, случилось чудо – Ингерд не просто приснилась мне, как раньше. Она позвала меня! Позвала по имени и сказала: «Я здесь!» И сон казался вовсе не сном, а словно какой‑то параллельной реальностью, в которой встречаются наши души, пока мы спим.

Пробуждение мое после этого необычного то ли сна, то ли видения было самым дивным за многие годы. Даже не припомню, когда я в последний раз просыпался с невероятным трепетом в душе и волнующим предвкушением чего‑то прекрасного, ожидавшего меня за порогом. Нетерпеливо перебирая пальцами уже изрядно потрепанный листочек с той самой запиской, я ходил туда‑сюда по комнате, как тигр по клетке, вспоминая детали видения с Ингерд. С тех пор я не сомневался в том, что ее душа звала меня. Так вот о чем она говорила тогда перед смертью! «Я буду звать тебя, услышь мой зов». Вот, значит, какой это зов! Неужели Боги позволят нам воссоединиться?