Лирелии – цветы заката

– Спасибо, милая, но что‑то лордов пока не хочется. Ни знатных, ни благородных, никаких. На данный момент мое разочарование перевешивает желание вообще смотреть в чью‑то сторону.

Близнецы картинно вздохнули, переглянувшись, пока я шла в сторону ванной комнаты.

– Ах да! – я обернулась, глядя на брата с сестрой. – Зная вас, предупреждаю сразу – не вздумайте пакостить Дарэну! Поняли?

В ответ мне снова прозвучал картинный вздох.

– Смотрите у меня! – пригрозила я им и закрыла за собой дверь в ванную.

Близнецы ушли, напоследок крикнув, что будут ждать меня в столовой. Когда я вышла из ванной через пятнадцать минут, на письменном столе в углублении для портальных писем лежал небольшой конверт с сургучной печатью.

– Герб семьи этого козла Эйвилла, я уже посмотрела, – пояснила мне Бастет еще до того, как я, раздвинув шторы, подошла к столу.

– Интересно, что он тут написал, – сказала я своей питомице и открыла конверт.

Что ж, лорд, раздери демоны, Эйвилл оказался до безобразия краток. «Извини, что так вышло. Наверное, стоило расставить все точки над i еще до этой свадьбы, но я не решался».

– Вот подлец, – промолвила Бастет, злобно фыркнув. – Расстаться он не решался, зато какую‑то девицу зажать в темном углу смелости хватило. Кстати, интересно, что это за леди такая легкомысленная? Весьма рискованный поступок для собственной репутации.

– Да тролль ее знает, вообще плевать.

Злость на Дарэна, едва успокоившись, снова поднялась во мне жгучей удушливой волной. Сделав медленный вдох и выдох, я смяла письмо в руке и обратила его взглядом в пепел без всяких заклинаний.

– Чтоб тебе это все бумерангом вернулось, сволочь ты похотливая! – прошипела я сквозь зубы, вытирая салфеткой остатки пепла с рук.

Едва мне стоило это произнести, как в комнату тихонько постучались.

– Входите! – крикнула я как можно более беззаботным тоном, заранее зная, кто сейчас ко мне зайдет.

И я не ошиблась. В комнату вошли родители. Меня тут же посетило дежавю. Когда мы расстались с Виэлем, они точно так же приходили ко мне поговорить о случившемся и о моих чувствах, делились моментами жизни, когда они были в том же возрасте, что и я сейчас, рассказывали истории своей первой любви и вспоминали, как тогда разрыв казался концом света. Именно тогда, видя их переживания, я поняла, что измена Виэля больней ударила даже не по мне, а по маме с папой. Было ясно, что они снова переживают за меня, как любые нормальные родители, но мне не хотелось их расстраивать.

– Принцесса, мы с мамой хотели бы тут с тобой поговорить о том, что случилось на этой свадьбе, – начал папа. – Нас очень огорчило поведение Дарэна, хоть мы не знаем всех деталей этой истории, я, будь моя воля как отца, оторвал бы ему…

– Йоанн! – перебила его мама укоризненным тоном.

– Да понял я уже! – воскликнул папа. – Герда, ты точно не желаешь послать его семье официальную ноту протеста? Ведь тогда семье Ардэн мы писали…

– Нет, пап, не стоит. Пусть это останется на совести Дарэна. Все же с Виэлем мы чуть не стали женихом и невестой, да и он не подавал тогда признаков, что чем‑то недоволен в нашем союзе. Так что его поступок тогда действительно стал ножом в спину. С Дарэном мы ссорились часто в последнее время из‑за его беспочвенной ревности, и мысли о расставании меня посещали не раз. Возможно, этого эпизода на свадьбе и не случилось бы, если б я оказалась смелее и вернула ему анитари, не дожидаясь таких вот выпадов. Так что никаких протестов высылать не нужно.

– Однако это не умаляет моего отцовского негодования, – недовольно промолвил папа.

– И моего материнского тоже, – добавила мама.

Я вкратце пересказала злоключения вчерашнего свадебного вечера. В случае с Виэлем поначалу мне было трудно сдерживать свои эмоции. Поступок Дарэна хоть и задел мое самолюбие, но в груди уже не жгло, как это было в первый раз. Я теперь уже так не влюблялась без оглядки, как это было с Виэлем, и будто подсознательно ждала, что вот‑вот меня обманут.

– Дорогие мои, не стоит беспокоиться за меня, – попыталась успокоить родителей. – Со мной правда все в порядке.

– Ты прекрасно знаешь, что мы с мамой всегда будем переживать за тебя! – возразил папа. – По‑другому быть не может. Мы всегда будем переживать за Свенельда, тебя, Марнемира с Бригиттой. Настанет время, и ты поймешь нас. Когда у тебя появляется ребенок, твое сердце уже навсегда бьется в нем. И его неудачи ты воспринимаешь как свои. И сердцу твоему всегда больно и горько, когда ты видишь слезы своего ребенка. Мне хотелось бы, чтоб твой избранник относился к тебе так же бережно, как я.

– И чтобы он смотрел на тебя, как на меня смотрит твой папа даже спустя сотни лет, – продолжила мама.

– Ох, мои дорогие, боюсь, что в таком случае дорожка моей жизни идет прямо к воротам монастыря.

– Это ж еще почему? – удивилась мама.

– Потому что такого мужчины не существует в природе. Никто не будет любить меня так же, как вы.

– А вот и неправда! – возразила мне мама. – Никогда не суди всех мужчин по двум встретившимся на твоем пути остолопам.

– Я полностью солидарен с тобой, моя дорогая, – сказал папа, поцеловав маме руку. – И вообще, не забывай, наша северная принцесса, ты у нас самая красивая, остроумная, обаятельная и привлекательная девочка на свете. И закидоны некоторых обалдуев, которые не умеют держать в узде свои… свой… ну в общем, ты поняла, еще не повод себя обесценивать и считать неполноценной.

– Мам, пап, я вас так люблю! – и я порывисто обняла родителей.

– А мы тебя любим, цветочек ты наш, – ответила мама, и эти объятия вновь стали самым лучшим подорожником для моей души.

К обеду я спустилась уже в приподнятом настроении. Столовую заливал солнечный свет через большие панорамные окна. Ветер колыхал занавески, принося с собой звуки прибоя и крики чаек с моря. Вся наша семья, которая сегодня была в полном сборе, неспешно накрывала обед. Со стороны сада слышался детский смех и скрип качелей. В середине обеденного стола, накрытого белой накрахмаленной скатертью с кружевами, в высокой, прозрачной, как горная река, вазе стоял букет из моих любимых нежно‑пастельных лирелий с распустившимися сиренево‑розовыми, белыми и пудровыми бутонами. Росли они на лугах в горах Восточной и Северной империи и у нас считались редкостью. Мне с детства нравился их тонкий, ненавязчивый, сладковато‑свежий аромат, и даже мой парфюм содержал в себе нотки любимых цветов.

– Это дедушка для тебя принес букет, – сказал Свенельд, зайдя в столовую с большой хлебной корзинкой. – Они с бабушкой пришли порталом минут десять назад. И дядя Ингемар с Лагертой только что прибыли. Так что сегодня мы обедаем в более чем полном составе.

– А Регина где они забыли?

– Он сегодня дежурит в горах, – ответил Свен.