Любовь далекая и близкая

И вот однажды, когда все ушли, это было утром, я увидела на кухонном столе деньги, ключ от квартиры и записку, где было всего одно слово: „Пока!“ Я поняла, что Римма Степановна решила помочь мне бежать из этой тюрьмы. Быстро одевшись, я вышла из квартиры, заперла дверь и, сунув ключ под коврик, что лежал у двери, выбежала на улицу. Там поймала старенькую легковушку и через полчаса уже была в аэропорту. Выстояв очередь в кассе, я попросила билет до Перми. Кассир потребовала паспорт. Я ответила, что у меня его нет. Тогда она отказалась продавать билет, несмотря на то что я плакала, умоляя ее сделать исключение. За меня заступились стоявшие в очереди женщины, но и это не помогло. Я присела на скамью, не зная, что делать. Пока ко мне не подсела какая‑то старушка, которой я рассказала об истории с паспортом. Выслушав меня, она посоветовала мне поехать на железнодорожный вокзал, где билеты продаются без паспорта. Я очень обрадовалась, побежала к выходу и тут же натолкнулась на вошедших в зал – на него и его отца. Меня доставили в их ненавистную мне квартиру. Был жуткий скандал. Во всем обвинили Римму Степановну. Но она не испугалась этих криков и не отходила от меня, не позволяя никому входить ко мне. А через два дня состоялась регистрация брака с ним, закончившаяся пьяным застольем в каком‑то ресторане. После него уже дома он, пьяный, падая и спотыкаясь, ввалился ко мне, пытаясь овладеть мной. Сопротивляясь, я исцарапала его лицо. На шум прибежала Римма Степановна. Она схватила его за волосы и вытолкала из комнаты…»

 

– Все, я больше не могу читать, извините. – Александр отложил в сторону листы письма. – Пусть дальше читает кто‑то из вас. – Он посмотрел вначале на мать, которая продолжала молчать, словно чего‑то выжидая, потом на Веру Ивановну.

– Читайте, Саша, читайте! Дальше там будет такое личное, какое читать лучше вам, – заговорила Вера Ивановна.

– Да, читать про такие издевательства нелегко. А каково было об этом писать? Но ведь Галенька смогла! – поддержала подругу Нина Михайловна.

– Хорошо, попробую дочитать до конца, – согласился Александр и стал читать дальше.

 

«…В этот вечер Римма Степановна надолго задержалась, разговаривая со мной, а потом и совсем осталась со мной, устроившись спать в раскладном кресле. Господи! Как я была ей за это благодарна! Успокоившись, я наконец задремала, но вдруг она обратилась ко мне: „Галя, ты не спишь?“ – „Нет, не сплю, Римма Степановна“, – ответила я. „Мне кажется, ты стала неравнодушна к соленому“, – сказала она. „Что вы! Просто я люблю все острое. А почему вы так решили?“ – забеспокоилась я. „А потому, – ответила Римма Степановна, – что однажды, когда мы с тобой готовили салат, ты один за другим моментально съела два соленых огурца, даже не притронувшись к хлебу. А теперь скажи, только откровенно: у тебя была близость с Сашей?“ Мне очень не хотелось говорить об этом, но Римме Степановне я была просто обязана сказать правду. „Да, – ответила я, – мы были близки один раз, это случилось перед самым моим похищением. А первым моим мужчиной был ваш сын. Говорю об этом, чтобы вы, Римма Степановна, знали, что, выходя за него замуж, я была девушкой“. Неожиданно она стала расспрашивать меня о каких‑то циклах, задержках. Но когда поняла, что я в этих тонкостях женских ничего не понимаю, ужаснулась и стала объяснять мне, какие признаки говорят о моей беременности. И что по ее самым приблизительным прикидкам ребенок родится в апреле, то есть будет овном».

 

Последнюю фразу Александр прочел дважды и оторопело посмотрел на женщин.

– Это как? Я – будущий отец? Боюсь в это поверить, вдруг тут какая‑то ошибка.

– А вы читайте дальше, Саша. Галя убедительно все описала, – сказала Вера Ивановна.

 

«…На другой день меня осмотрел врач‑гинеколог, приятельница Риммы Степановны, – читал Александр, с трудом выговаривая слова от охватившего его радостного волнения. – И все подтвердилось! Я беременна! Я чувствовала себя такой счастливой, что не могла заснуть: то плакала, то мысленно разговаривала с тобой, Саша. И даже придумывала нашему малышу имена: если будет мальчик, то назовем его в честь папы Александром. А если родится девочка, то пусть она будет Ниной – в честь Нины Михайловны. И когда утром начались сборы в Германию, я была совершенно спокойна. Но в этот день случилось такое… Днем мы с ним ездили подписывать какие‑то документы, и вдруг я увидела тебя. Ты переходил улицу, и он сбил тебя, догадавшись, кого он сбил, потому что я дико закричала. Об этом я рассказала Римме Степановне. „Значит, он ищет тебя, – сказала она и тут же принесла мне ручку, несколько листов бумаги и почтовый конверт. – Все, что сейчас скажу, запомни и сделай или поступи так, как я посоветую, – непривычно строго начала она. – Через два дня вы с ним поездом уедете в Москву. Оттуда самолетом улетите в Берлин, и потом вас увезут в город, где на верфи строится наш теплоход. Там вы будете жить. Так вот, мой тебе наказ: присмотрись к людям, а русских там живет немало, и заведи с ними дружбу, если они нормальные, хорошие наши граждане. И только после этого уходи от моего сына. Я догадываюсь, что ты об этом думаешь. И согласна с тобой: жить с человеком, которого ты презираешь и даже ненавидишь, – это мука, пытка. Но, повторю, не делай ничего сгоряча, хорошо подготовься к уходу от него. Игорь, узнав, что ты беременна и от кого, думаю, возражать не будет. А для ваших друзей, которые наверняка появятся, это будет обычный рядовой случай – ну, разошлись и разошлись! Мало ли сегодня таких глуповатых пар. А что малыш, который появится, не его, будете знать только вы да твой Саша. Выносить ребенка – это тяжкий труд. Береги, умоляю, и себя, и будущее чадо! Теперь о письме. У тебя целых два дня, чтобы все подробно описать. Твои друзья должны знать, кто твой друг, а кто враг. Я буду помогать тебе, чем могу и как могу. Представляю, как там, в Перми, будут рады, когда узнают, что у вас с Сашей скоро родится ребенок. Передай, пожалуйста, им от меня большой привет. И еще. Письмо, видимо, получится большим, ты аккуратно вложи его в конверт, запечатай и подпиши. Обратный адрес укажи наш. Я почтовый ящик возьму под контроль, поэтому, если твои пермские друзья будут мне писать, пусть пишут на мой адрес. Но попроси их не тянуть с ответом. Дело в том, что моего мужа повысили – он стал заместителем председателя горисполкома, и скоро мы переедем в более просторную квартиру. А эту займет многодетная семья. Свой новый адрес я не знаю, узнаю – сообщу в Пермь. Письмо, которое напишешь, передашь мне, так сказать, из рук в руки. Я его отправлю заказным, так будет надежнее“.

И тут Римма Степановна обняла меня и сказала: „Боюсь я за тебя. Как ты там одна? Сможешь ли выстоять? Ведь сама еще ребенок!“ На что я ей ответила: „Не надо за меня бояться, Римма Степановна! Я теперь такая сильная! Видите – даже не плачу. Вы тоже берегите себя, я как‑то видела – вы сердечные капли пили… целыми стаканами“. А она поцеловала меня и говорит так неожиданно: „Что ты, Галенька? Я еще внуков твоих хочу понянчить!“

Мои дорогие и любимые! Заканчиваю свое послание, получилось что‑то вроде дневника. А слова Риммы Степановны я повторила, кажется, слово в слово – так они мне запомнились. Тут сказалось и мое филологическое образование. Вот видите, я даже немного подшучиваю, поэтому и вы, вспоминая меня, делайте это без жалости. А ты, Саша, должен быть уверен во мне: я никогда и никому не позволю не только прикоснуться ко мне, но даже намекнуть о таком желании. Пишу эти последние слова и вижу, как вы, собравшись вместе, по очереди читаете это письмо – ведь одному его не осилить…

До свидания, мои дорогие и любимые! Крепко‑крепко всех вас целую!

Ваша Галя».

Александр закончил читать, отложил листы письма и торжествующе посмотрел на женщин.