Майка

– Да всем, что у вас есть. Вон видите – автобус стоит. Каждый день в это время он везёт всех желающих в центр города. Там на площади торгующие раскладывают свой товар прямо на асфальте, и от покупателей отбоя нет. К этому времени народ специально со всех сторон стекается, отдыхающих‑то здесь со всего света полно, да и местные интерес проявляют. В общем, любую ерунду продать можно, если, конечно, с ценой не ошибётесь. Принцип ценообразования простой: каждый рубль стоимости вашей вещи должен превратиться в два доллара, вот так и просите. Учтите, что сейчас официальный курс рубля почти приблизился к полутора долларам, так что два – это нормально, иногда даже маловато, но тут уж вам самим решать.

Впереди у нас было ещё десять дней, поэтому спешить мы не стали, решили пока у моря погулять да слегка на солнышке погреться. Наши на берегу собрались практически все, не было лишь Фимы, который как исчез под предлогом звонка в советское консульство, так больше и не появлялся. Знакомы мы все были не первый день, способности друг друга знали чётко, поэтому без какой бы то ни было раскачки Мишка Петров начал травить анекдоты.

Мишка – доктор наук, говорят, когда‑то подавал надежды как один из самых молодых и талантливых физиков‑теоретиков в нашей стране, но затем у него случилась то ли несчастная любовь, то ли иная личная драма – он сломался, забросил науку, работал даже дворником в каком‑то институте, но потихоньку пришёл в себя и вот теперь возглавляет у нас одно из самых любопытных направлений. Он самолично расписывает печные изразцы подглазурной краской, покрывает их глазурью, а напоследок обжигает в придуманном им же специальном муфеле, но не простом, а проходном.

На транспортёр, выполненный из вольфрамовой проволоки, кладут подготовленные изразцы, и те едут в длинную туннельную печь для обжига. Скорость движения транспортёра рассчитана таким образом, что времени, пока изразцы находятся в зоне максимальной температуры, хватает для качественного расплавления глазури и полного заполнения всех углублений в красочном слое для получения идеально гладкой поверхности. Печь стоила бешеных денег, почти все направления приняли участие в финансировании её производства, и не зря: у нас собралась огромная очередь желающих купить эти изразцы для облицовки своих каминов. Мишка уже не успевал выполнять многочисленные заказы. Вот и здесь он заявил нам, что придумал новое устройство со значительно большей производительностью – готовьте, мол, денежки, дорогие коллеги.

Но любили все Мишку не за его способности – среди членов кооператива многие ему в этом не уступали, – а за его незлобивый характер и феноменальную память на анекдоты. Знал он их тысячи, но знать мало, он умел их так преподать слушателям, что все приходили просто в щенячий восторг.

Мужская часть нашей компании уже заставила пустыми пивными бутылками всю поверхность немаленького столика, стоящего между буфетом, откуда пиво регулярно к нам поступало, и бассейном, куда время от времени все отправлялись слегка охладиться. Посредине стола в окружении пивных гордо стояла пара бутылок местного белого вина, с удовольствием употребляемого нашими дамами.

Время благополучно подбиралось к семи часам вечера, а значит, и к ужину, когда наконец появился наш финансовый гений. Фима осмотрелся, взял одну из ещё не початых бутылок пива, буквально в два длинных глотка осушил её, после чего изрёк:

– Консул убедительно попросил нас не шуметь и не дурить, наш отель лучший в этом районе, а менять шило на мыло глупо. Это первое. Второе: он имел долгую беседу с директором отеля, который примчался через несколько минут после того, как я начал разговор с консулом. Уже уволен охранник, а с администратора ресторана взяли слово, что она во время сегодняшнего ужина публично принесёт извинения Анатолию и Надежде. А ещё консул собирается навестить нас в самое ближайшее время: не каждый день сюда полтора десятка докторов различных наук на отдых одновременно прибывает, вот он с нами познакомиться и пожелал.

В этот момент со стороны моря раздался чей‑то крик.

– Вот Мишка дурак – в море полез, наверное, ногу повредил. Разве здесь можно купаться! В туалет, понимаешь, поленился пойти, далеко, мол, вот и отправился в море нужду справить. – Всё это Лёшка уже на бегу нам объяснял.

Действительно, почти у самого берега виднелась Мишкина фигура, он сидел по пояс в воде и, задрав ногу, что‑то с ней делал.

– Мишка, ничего не трогай! Сломаешь – придётся резать, – завопил Лёха, но было уже поздно.

И действительно, Михаил умудрился наступить на здоровенного морского ежа, а хуже того, пытаясь выдернуть иголку, он её сломал, да ещё где‑то глубоко в пятке. Пришлось сразу же посадить его в дежурную машину и в сопровождении Лёхи везти в ближайшую травматологию.

Печальные пришли мы в ресторан, аппетит пропал, и даже искусство поваров никак не могло прорвать пелену грусти, накрывшую нас всех с ног до головы. Официанты уже подали дежурное второе блюдо (замечу, что ещё целый день нам предстояло питаться по дежурному рациону и только потом перейти на заказное меню, поскольку заказ на следующий день нужно было делать накануне утром), когда администратор ресторана попросила минутку тишины. Зал, в котором стоял ровный гул, стал в недоумении затихать. Бледная от волнения женщина в форменной одежде произнесла всего несколько слов:

– Я приношу глубокие и искренние извинения нашим гостям из Советского Союза за досадную ошибку, случившуюся сегодня во время обеда, и в качестве компенсации за допущенную грубость прошу принять этот скромный подарок.

Она на секунду замолкла, давая возможность всем русскоговорящим понять то, что она хотела сказать. Затем, неожиданно для всех повторила эти слова вначале на сербохорватском, которым владела большая часть присутствующих, а затем ещё на нескольких языках: английском, немецком, французском, итальянском… А потом мы уже со счёта сбились, поскольку дама всё ещё продолжала говорить, а в зале под одобрительные хлопки и выкрики появились два официанта, нёсшие на больших подносах по бутылке шампанского в ведёрке. Одну с поклоном вручили Надежде, а другую – мне.

– Это коренным образом меняет дело, – сказал Фима. – Ну что, ребята, принимаете извинения? – обратился он уже к нам.

– Принимают, принимают. – Ответ Витьки Ершова сопровождался хлопком открываемой бутылки.

Виктор Сергеевич возглавлял у нас строительное направление и единственный из присутствующих не имел учёной степени, да и вообще никаким учёным не был. Попал он в наш коллектив по чьей‑то рекомендации, постепенно прижился, а потом и вовсе стал незаменимым человеком. Мало того что строителем он был отменным, так ещё такое умел своими руками вытворять, что пока сам не увидишь – не поверишь. Всё что пожелаете починить мог, и этот талант даже его неуёмную любовь к спиртному перевешивал.

Пить Витька совсем не умел, пьянел очень быстро и сразу, знаете, дурак дураком делался. Сдержать его могла одна лишь Зойка, его жена. Она от всяческих наук тоже была далека и профессию имела творческую – художник по костюмам. И, должен заметить, одежду конструировала замечательную. Тётка она была не вредная, хорошо готовила, да и любила это дело, чем мы во время всяческих сабантуев нередко злоупотребляли. Но главным её достоинством для нас являлось то, что она умела держать своего муженька в ежовых рукавицах. Вот и сейчас Зоя сидела рядом с ним и улыбалась во все свои тридцать два зуба. Подсчётами, конечно, никто не занимался, но Фима сказал, что их тридцать два, а его слово у нас в коллективе закон.