Маленький секрет хорошей девочки

Этот вопрос вонзается мне в самое сердце. Её реакция на меня пугает ещё больше, чем тогда, в клинике. Что за глупая ирония судьбы? Почему нам нужно было встретиться с ней именно сегодня?

– Я… уже ухожу, – бормочу я и пячусь.

Делаю два неуверенных шага назад, не в силах отвести глаз от жуткого образа Аллы Сергеевны. Тёмное, глухое под горло платье, озлобленный взгляд расширенных глаз… Эта женщина сейчас похожа на злую ведьму из детских сказок. Только всё, что происходит со мной, – это какая‑то проклятая сказка. И что я делаю в ней не так? Почему всё это происходит со мной?

Резко разворачиваюсь на пятках балеток, но меня хватаютза запястье, заставляя зашипеть от неприятного рывка:

– Не смей приходить к Андрюше! Поняла, дрянь? – зловеще цедит Никольская.

Я с опаской оглядываюсь. Вокруг только кресты и могилы, а что в голове у поехавшей от потери сына матери мне и представить страшно.

– Пустите, – дёргаю изо всех сил рукой.

– Ты во всём виновата, – глаза Аллы Сергеевны горят ненавистью, а её пальцы на моем запястье сжимаются так, словно собираются переломать его.

Я не хочу оправдываться. Я не должна делать этого, но слова вылетают из меня раньше:

– Он был пьян в ту ночь… – шепчу, в упор смотря в темноту глаз женщины. Сейчас они один в один, как и у Андрея в ту ночь. – Он…

– Ты довела моего мальчика, заставила его нервничать. Ему было плохо. Ничего бы не случилось, не раздвигай ты свои ноги бездумно, тварь. Андрей не поехал бы к тебе. Но ты, сука, живая, а он в земле. Всё из‑за тебя и твоей беременности. Надеюсь, ты потеряла свой приплод во время аварии? – она стреляет острым взглядом в мой ещё совсем плоский живот.

И слёзы тут же неприятно жгут мне глаза. Мне кажется, что маленькая крошка внутри меня сжалась.

Я так хочу выкрикнуть Никольской, что это её внук. Плоть и кровь сына, которого она так боготворит и любит, но язык липнет к нёбу. Я как будто тонну ирисок прожевала. Молчу и лишь тяжело дышу, играя с Никольской в напряжённые гляделки. И Алла Сергеевна расценивает моё молчание по‑своему.

– Потеряла, да? – с нечеловеческой надеждой в глазах вдруг спрашивает она.

Я словно получаю отрезвляющий разряд. Ничего и никогда не изменится. Она будет меня ненавидеть. Никольская всегда будет жить за стеной только своей правды.

Выдёргиваю запястье и, развернувшись, просто бегу в сторону выхода с кладбища. И отчаянно закрываю ладонями уши, когда мне в спину камнями летит:

– Чтоб ты сдохла! Никогда тебя не прощу за Андрюшу. Слышишь? Я тебя проклинаю!

***

Домой я врываюсь, громко хлопая дверью. Прислоняюсь к ней затылком и прячу лицо в ладонях, пока пытаюсь остановить своё нервное дыхание.

Мне всё ещё мерещится, что за моей спиной стоит Никольская. Уничтожает своим взглядом и ненавистью.

Я ведь шла туда, чтобы всё сделать правильным. Отпустить всё. Но, похоже, опять сотворила глупость…

– Лера? – Вика тут же появляется в коридоре. Видимо, услышала, как хлопнула входная дверь. – Ты чего? Тебе плохо?

– Я опять встретилась с матерью Андрея, – сбивчиво шепчу себе в ладони.

– В смысле? Где ты была?

Я делаю дрожащий вдох и медленно стекаю по двери к полу. Сажусь прямо в одежде на коврик в коридоре.

– Я ходила к Андрею на… – Слова застревают в горле, а я сильнее прижимаю трясущиеся ладони к горящим щекам.

– Лерка! – вскрикивает Вика. Слышу, как она негодующе ударяет ладонью по дверце шкафчика в коридоре. – Зачем тебе это? Что ты хотела?

Провожу ладонями по лицу, неосторожно сминая его.

– Вик, – поднимаю глаза и упираюсь беспомощным взглядом в сестру, застывшую напротив меня. Вика складывает крест‑накрест руки на своём стареньком поварском переднике и качает головой. – Думаешь, всё перечеркнуть и забыть можно с первой секунды? Отец моего ребёнка погиб.

– Не погиб, а откинулся, потому что мозгов не было, – она жёстко режет словами. – Да и после того, что ты мне рассказала, этот гад даже… – и замолкает. Я и в её паузе всё понимаю, но о тех, кого нет, либо хорошо, либо никак. – Что хотела его мать?

– Чтобы на его месте оказалась я, – произношу, едва шевеля языком. Обессиленно опираюсь уже всей спиной и затылком на входную дверь.

– Вот курва…

– Вика, мне страшно. Я не знаю, что делать дальше. Как будет дальше?

Сестра вздыхает. Тяжело и напряжённо, но присаживается рядом со мной прямо у двери. Обхватывает мою голову руками и прижимает к себе.

– Я не знаю как… – шепчет Вика. – Никто не знает, но давай попробуем просто жить.

Закрываю глаза, из которых по щекам уже рвутся слёзы. И вместе с ними полностью погружаюсь в вязкую пустоту внутри себя. Но прижимаю ладони к животу.

У меня нет денег. Нет родителей и опоры. За моими плечами детский дом и полное разочарование в том, что в жизни бывают чудеса. Всё, что есть у меня, – это Вика и мой ещё не родившийся ребёнок.

Каков мой выбор? Наверное, действительно… Хотя бы просто попытаться жить дальше…

 

Глава 8

 

Лера

– В маленькой кастрюльке пюре, в кувшине компотик, но много не давайте…

– Детка, не переживай. Всё у нас хорошо. Пашенька, скажи мамочке, чтобы шла и спокойно грызла гранит науки.

Слышу в трубке родной голосочек сына и его попытки что‑то рассказать мне на своём тарабарском языке. Моя улыбка тянется до ушей, пока я перескакиваю ступеньки вверх по университетской лестнице.

Прошло полчаса, как я вышла из дома, и беспокойство никак не перестаёт меня догонять. Я по пальцам могу пересчитать дни, когда оставляла Пашу либо с Викой, либо с тетей Нюрой, нашей соседкой снизу. Очень милая и заботливая бабуленька лет шестидесяти. Мы познакомились с ней прямо в день переезда.

Так вышло, что почти сразу после той истории с Никольскими Вике предложили хорошую работу, но в другом городе. И моя сестра бескомпромиссно решила, что мне нужно ехать с ней. А я и не сопротивлялась. В этом месте меня больше ничего не держало. Ходить по улицам и бояться встречи с Аллой Сергеевной желания не было. Мне больше никак не хотелось соприкасаться со всей реальностью, связанной с Андреем…