Право любить

И такая дурацкая, но острая мысль проносится у меня в голове. Это же точно не Андрей. У него не было ни одного рисунка на теле. Он ненавидел тату. Я даже не отдаю себе отчёт в том, что просто тараню темноволосый затылок парня взглядом. Сама не знаю, чего этим хочу добиться. А добиваюсь лишь одного. То, как я пялюсь на Доронина, замечает его собеседник. С усмешкой что‑то говорит ему, и тот резко оборачивается. Я не успеваю увести взгляд хоть куда‑нибудь.

Снова вижу эти глаза, а Доронин расслабленно приподнимает уголки губ. Он улыбается мне. И через меня словно пропускают все двести двадцать. В эту секунду этот парень в татуировках становится похож на Андрея почти под копирку.

Знакомое ощущение покалывания касается кончиков моих пальцев и губ, а сердце выбивает хаотичную барабанную дробь. Кислород в лёгких становится тяжелее свинца. Я рывком хватаю сумку и вскакиваю с места, задевая свои вещи, лежащие на столе. Они летят на пол: тетрадь в одну сторону, ручки в другую; но мне плевать.

Его глаза… Господи, я же точно схожу с ума! Я вылетаю из аудитории под Наташкин перепуганный возглас:

– Иванова, куда ты?

Куда‑нибудь туда, куда несут мои дрожащие ноги. И приносят они меня в конец коридора к огромному окну. Я бросаю сумку на подоконник и опираюсь на него руками. Сжимаю его край так, что он врезается мне в пальцы. Меня колотит. Не хватает воздуха. И глубокие вдохи и выдохи не дают мне успокоиться.

– Это какой‑то бред, – шепчу я, мотая головой.

Ловлю ртом воздух, но тщетно. Его как будто возле меня нет. В панике хватаюсь за ручку пластикового окна. Хочу распахнуть его настежь. Мне нужно глотнуть холода, но ручку заедает. Я остервенело дёргаю её, пока не слышу у себя за спиной:

– Давай помогу.

И я каменею. Потому что справа от меня перед моими глазами появляется жилистая мужская рука с цветными татуировками. И уже через секунду в мои лёгкие врывается морозный воздух из окна. Один вдох, и я снова в реальности. Я оборачиваюсь, уже понимая, кого увижу перед собой. И не ошибаюсь. Доронин, склонив голову, внимательно обводит меня взглядом:

– С тобой всё в порядке?

Я молчу как рыба и просто смотрю на парня, стоящего всего в метре перед моим носом. Смотрю только на его лицо, взглядом скользя от одной черты к другой… Глаза, нос, губы… И вблизи ничего не меняется. Я вижу неоспоримо пугающее сходство с Андреем.

Но у этого парня более чётко пробивается щетина на подбородке. И по лицу рассыпано множество мелких родинок разных оттенков шоколада, а смоляная шевелюра, уложенная ото лба назад, слегка взлохмачена.

Никольский не имел таких ярко выраженных отметок на лице и всегда был идеально причёсан. Я зачем‑то повторяю про себя, что это не Андрей… Глупо? Да. Но сердце моё колотится так, что мне нужно чем‑то его успокоить.

– Ау, ты говорить умеешь? Или немая? – Густые брови, тенью нависающие над тёмно‑карими глазами Доронина, сходятся у переносицы в одну линию.

Помолчав ещё секунду, я всё‑таки выдавливаю из себя сиплое:

– Нет.

– Значит, говорить умеешь. Так с тобой всё нормально? Твой цвет лица идеальнее побелки, – Доронин продолжает хмуриться.

Я делаю ещё один осторожный вдох морозного воздуха, просачивающегося из приоткрытого окна за моей спиной. Он слегка приводит в чувство, когда отрезвляющим холодом добирается до лёгких. И у меня получается говорить внятно:

– Душно просто в аудитории.

– Ясно… – сухо тянет Доронин.

И между нами встревает тишина. Мы безмолвно стоим друг напротив друга. Он держится взглядом за меня, а я за него. Мне нужно отвести глаза в сторону, но такое дикое сходство с погибшим Никольским просто затормаживает. Вызывает неадекватное желание рассматривать лицо человека, которого я вижу впервые в жизни. Достаю из памяти смазанный и перечёркнутый временем образ Андрея…

И чем больше я пялюсь на Доронина, тем сильнее покрываюсь мурашками, а в его тёмных глазах проскальзывает откровенное недоумение.

И он первым прерывает эту неприятную тишину. Шумно вздохнув, Доронин засовывает ладони в карманы джинсов:

– Пойди сходи к медсестре, а? Ты бледнеешь с каждой секундой, – осторожно заявляет он.

– Я не знаю, где она… – бормочу отстранённо и продолжаю ловить взглядом мимику и эмоции на чужом лице.

А может, мне просто надо хорошо выспаться? Последние несколько недель Паша спит ужасно, и я вместе с ним…

– Так я могу довести, – Доронин вдруг улыбается и дёргается ко мне, а меня прошибает липким холодом уже не из открытого окна позади, а изнутри. Там всё сжимается до онемения.

– Не надо! – слишком резко и громко выпаливаю я на весь коридор. Отшатываюсь, упираясь пятой точкой в подоконник.

– Да я же… – улыбка мгновенно спадает с лица Доронина.

– Чего ты от меня хочешь? – произношу на одном дыхании.

И, кажется, теперь уже я ввожу парня в ступор.

– Я хочу? – Его брови поднимаются ко лбу. Доронин моргает широко распахнутыми глазами. – Вообще‑то, это ты меня взглядом пожираешь. Короче, проехали, – язвительно усмехается он, а я наконец прячу свои глаза в пол и нервно сглатываю. – Ты странная. Держи. – Доронин протягивает мне раскрытую ладонь, а на ней лежат мои ключи от квартиры. – Ты обронила, когда вылетала в коридор.

Дрожащими пальцами я тянусь за ними, стараясь случайно не коснуться чужой руки. Смотрю только на широкую мужскую ладонь. Но, даже не касаясь, чувствую, насколько она тёплая. Я выхватываю свои ключи за секунду, но и этого мгновения хватает, чтобы чужое тепло прошлось по кончикам моих пальцев. И сердцебиение снова даёт сбой…

– Спасибо, – благодарю тихо, как только из поля моего зрения исчезает ладонь Доронина.

– Ага. Не за что. – Я слышу его очередную хрипловатую усмешку.

И решаюсь поднять глаза, когда он уже идёт по пустынному коридору обратно к аудитории. Я врезаюсь взглядом в его спину в чёрной футболке. Вижу, что Доронин, вытащив руку из кармана, проводит пальцами по волосам и сам себе качает головой, а потом, не оборачиваясь, исчезает за дверью аудитории.

 

Конец ознакомительного фрагмента